Введение

Глава 1 Роман Лажечникова «Последний Новик» в генетическом и историко-функциональном изучении

1. «Последний Новик» на фоне русской и западноевропейской прозы начала XIX века 11

2. «Последний Новик»: варианты прочтения 28

Глава II «Ледяной дом»: возникновение и становление исторической мифологии

1. Литературные предшественники романа 46

2. «Ледяной дом»: литературно-критические интерпретации 57

3. Онтологическая активность текста 67

Глава III Роман И. Лажечникова «Басурман»: генезис и ренепция

1. «Басурман»: традиции и новаторство 82

2. Оценки и восприятие романа 95

Заключение 113

Библиография 116

Введение к работе

Постановка и обоснование темы. Изучение русской литературы первых десятилетий XIX века не может быть оторвано от исследования вопросов, связанных с русским историческим романом (возникнув в конце 1820-х, начале 1830-х годов, исторический роман сразу становится одним из ведущих прозаических жанров), а, следовательно, и творчества И.И. Лажечникова как яркого представителя этого жанра. Автор трех исторических романов, по сей день издающихся и читаемых, - «Последний Новик», «Ледяной дом» и «Басурман» - писатель, пользовавшийся у современников славой «отечественного Вальтера Скотта», Лажечников сыграл значительную роль в формировании русской исторической прозы того периода.

Высокую оценку творчество Лажечникова получило у А.С. Пушкина и В.Г. Белинского, а с другой стороны, еще при жизни писателя возникло мнение о «пустоте», «развлекательности» его романов (О. Сенковскии), отсутствии в них оригинальности (Ф. Булгарин). Этот двоякий подход к творчеству Лажечникова проявился и в позднейшем литературоведении. Если М. Лонгинов, Л. Нелюбов, С. Венгеров отмечали выдающуюся роль Лажечникова в развитии исторической прозы своего времени, то А. Афанасьев, А. Скабичевский, А. Пиичук оценивали его творчество более сдержанно. Наибольшую ценность из дореволюционных исследований представляет критико-биографический очерк С. Венгерова, посвященный Лажечникову.

В советское время вопрос о Лажечникове привлекал внимание исследователей в связи с общими проблемами жанра русского исторического романа первой половины XIX века. Такие исследователи как С. Машинский, В. Нечаева, Ю.С. Сорокин, Н.Л. Степанов, СМ. Петров,

В.В. Сиповский, и др. ставят многие важные проблемы исторического жанра первых десятилетий прошлого века. Однако вопрос о Лажечникове, так же как и вообще о романтической школе е историческом романе затрагивался в этих трудах лишь попутно - в связи с общими проблемами становления русского исторического романа. Отчасти эта тенденция сохраняется и в работах современных исследователей: М.Г. Альтшуллера, Н.Д. Тамарченко, А.Ю. Сорочана, В.Я Малкиной 2 .

Одной из первых плодотворных попыток анализа романа «Ледяной дом» считается статья М.В. Нечкиной 3 . Непосредственно Лажечникову посвящены работы B.C. Нечаевой 4 , А.И. Опульского 5 и более современные биографические и литературоведческие исследования В.А. Викторовича 6 . Следует также отметить диссертацию Г.С. Литвиновой", в которой рассматривается многообразная полувековая деятельность писателя, диссертацию Н.Г Ильинской и диссертационную работу СМ. Исуповой, целью которой являлось исследование эволюции прозы И.И. Лажечникова. Рассмотрение же романов И. Лажечникова в историко-культурном контексте не входило в задачи авторов названных работ, а, между тем такая постановка

Машинский С. Историческая іювесіь Гоголя. М_, 1940; Нечаева В. Лажечников И. И. - Пенза, 1945: Сорокин Ю. С, Исторический жанр в прозе 30-х годов XIX века//Доклады н сообщения филологического факультета МГУ. В.2. - М„ 1947; Степанов Н.Л. Проза 20-30 гг. //История русской литературы. Т.б.- М;Л.: АН СССР. 1953; Петров СМ. Исторический роман// История русского романа. Т.І.- М.;Л.. 1962; Сиповский В.В. Русским исторический ромам первой половины XIX века //Статьи по славянской и руссюй илологии.Т. 101. -№3.- Л., 1928.

2 Альтшуллер М. Эпоха Вальтера Скотта в России: Исторический роман 1930-х годов. - СПб., 1996; Тамарченко Н.Д. Капитанская дочка и судьбы исторического романа в России /7 Известия Академии наук. Сер. Лит, и яз. 1999. - Т. 58. -№ 2.- С. 44-53. Сорочам А.Ю, Мотивировка в русском историческом романе 1830-1840-х голов: Учеб. Пособие. -Тверь: Твер. ум-т, 2002;Малкипа В.Я Поз-гика исторического романа. Проблема инварианта и типология жанра. - Тверь: Твер. гос. ун-т., 2002. ? НечкинаМ. «Ледяной дом» И.И. Лажечникова//Лажечников И.И. Ледяной дом.- М., 1963. J Нечаева В. С. Лажечников И. И. - Пенза, 1945;

5 Опудьский А.И. И жизнь, и перо на благо Отечества. - М., 1968.

6 Викторович В-А. Утраченный юбилей // Независимая газета. 1992. 25 сен; Викторович В.Л. Лажечников
И.И. // Русские писатели. XIX век. Библиографический словарь. Ч. 3. - М., 1994. - С. 273-277; Викторович
В,А. Сердечно Вас уважающий Пушкин // Коломенский альманах. Литературно-художественное издание.
Вып. 2. - М., 1998. - С. 189-200; Викторович В.А. Лажечников беленький, черненький, серенький //
Коломенский альманах. Литературно-художественное издание. Вып. 4. - М., 2000. - С. 123-137; Викторович
В.А. Щедрин до Щедрина, или «Уездный временник» Ивана Лажечникова // Коломенский альманах.
Литературно-художественное издание. Вып. 5.- М„ 2001. -С. 297-306.

7 Литвинова Г.С. Творческий путь И. И. Лажечникова: Автореф. дисс. канд. фплол наук,- М„ 1960.
Ильинская Н.Г. Творчество И.И. Лажечникова и проблема русского исторического романа 1830-х годов,

Исупова СМ. Эволюция прозы И.И. Лажечникова (Проблема метода и жанра). Автореф. дисс. канд. филол наук. -Тверь, 2000.

темы позволяет определить значение творчества И. Лажечникова для формирования русского исторического романа, а так же выявить причины неугасающего интереса к его произведениям на протяжении более чем полутора веков. В этом заключается новизна данного исследования.

Кроме того, в исследованиях, посвященных творчеству Лажечникова, практически не затрагивается проблема бытования произведений за пределами породившей их культурно-исторической эпохи. Вместе с тем, на протяжении последних лет все более настойчиво обсуждаются теоретические вопросы функционирования литературы в большом историческом времени -этим обосновывается актуальность данного исследования.

Знаменателен возросший в западноевропейском, а отчасти и
отечественном литературоведении интерес к работе Т.-С. Элиота «Традиция
и индивидуальный талант» (1917), где была предпринята оригинальная
попытка осознать непреходящую значимость давно созданных произведений
и обозначить реальную связь культур. В отечественном литературоведении
пристальное внимание привлекли к себе работы А.И. Белецкого, еще в 1922
году говорившего о необходимости изучать бытование произведений в
читательском сознании, и труды М. Бахтина 30-ых и 40-ых годов, где
жизнь классических творений в веках («в большом времени») рассмотрена
как «непрерывный процесс их социально-идеологической

переакцентуации» . В немецком литературоведении формируется новое направление - рецептивная эстетика, основным предметом изучения которой является рецепция, т.е восприятие литературного произведения. Рецептивная эстетика исходит из идеи, что произведение «возникает», «реализуется» только в процессе «встречи» контакта литературного текста с читателем, который, благодаря «обратной связи», в свою очередь, воздействует на произведение, определяя тем самым конкретно-исторический характер его восприятия и бытования.

Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки // Белецкий избранные "іруды по теории литературы. - M.: Просвещение, 1964.-С. 25-40. 1 " Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - M., 1975. - С. 232.

Действительно, литературный текст входит во взаимодействие с окружающей социальной средой, поскольку выступает в качестве объекта рецепции представителей этой среды. Текст начинает осваиваться воспринимающим его социумом, выполнять в нем различные функции, подвергаясь при этом различным воздействием со стороны последнего (он анализируется, оценивается, с ним ведется полемика...)

Рассматривая «жизнь литературного текста в веках» и проблему восприятия этого текста представителями различных культурно-исторических эпох, исследователю важно уяснить и неповторимое культурное своеобразие художественного произведения: «важна, прежде всего, позитивно значимая связь произведений со временем их создания и появления в печати»". Текст выступает как носитель и передатчик определенной культурной традиции и призван донести до своих реципиентов идею и смысл какой-то высшей реальности, а также вызвать у них переживание встречи с этой реальностью.

Таким образом, историко-функциональное и историко-теиетическое изучение логически дополняют друг друга. Как отмечал А.П. Скафтымов, «В пределах генетических построений история литературы утилизирует исторические приемы изучения во всей полноте, поскольку они окажутся нужными для причинной психологической интерпретации художественного произведения» 1 .

Предмет исследования данной работы - исторические романы «Последний Новик», «Ледяной дом» и «Басурман», связь этих произведений с русской и западноевропейской исторической прозой первой половины XIX века, а так же основные варианты прочтения романов Лажечникова и влияние этих произведений на читателей различных эпох. По меткому замечанию Скафтымова, «изменчивость интерпретаций свидетельствует о

12 Халщеи В. Жвднь в веках (литература я историко-функциональном аспекте) // Вопросы литературы. -1980.-№]. С. 176.

по превосходству, - подчеркивал писатель-декабрист А. А. Бестужев-Марлинский.- История была всегда, свершалась всегда. Но она ходила сперва неслышно, будтокошка, подкрадывалась невзначай, как тать. Она буянила и прежде, разбивала царства,ничтожила народы, бросала героев в прах, выводила в князи из грязи; но народыпосле тяжкого похмелья забывали вчерашние кровавые попойки, и скоро историяоборачивалась сказкою. Теперь иное. Теперь история не в одном деле, но и в памяти,в уме, на сердце у народов. Мы ее видим, слышим, осязаем ежеминутно; она проницаетв нас всеми чувствами. Она [...] весь народ, она история, наша история, созданнаянами, для нас живущая. Мы обвенчались с ней волей и неволею, и нет развода.История - половина наша, во всей тяжести этого слова" . Волна исторического чувства, пробужденного бурными временами, способствовалаи рождению исторического романа, и его популярности. Знаменательно, что первыепроблески исторического миропонимания родились у офицера-писателя Лажечниковав ходе Отечественной войны 1812 года, а к работе над первым своим историческимроманом он обратился вскоре после декабрьского восстания. В эпоху классицизма и просвещения исторические лица выступали на подмосткахтрагического театра. Роман же XVIII века достиг наибольших успехов, изображаясферу частной жизни. Исторический роман начала XIX столетия впервые объединилрассказ об известных исторических деятелях с рассказом о судьбах безвестныхих современников, а факты исторической жизни включил в рамки вымышленного сюжета. Сочетание в историческом романе истории и вымысла делало этот жанр беззаконнымв глазах таких его противников, как О. И. Сенковский. Напротив, Белинский вполемике, развернувшейся вокруг русского исторического романа 1830-х годов,отстаивал вымысел как необходимое условие художественного воссоздания прошлого.Но в разных типах тогдашнего исторического повествования история и вымысел сплетаютсянеодинаково. А поэтическая нагрузка, выпадающая на долю вымышленных персонажейв общем движении сюжета, определяется эстетическими установками романиста. Для В. Скотта было существенно показать, что история в движении своем, нарядус известными историкам деятелями, вовлекает в круговорот событий множество рядовых,безвестных людей. Крупные исторические столкновения и перемены вторгаются вчастную жизнь частного человека. И напротив, конкретные, неповторимые чертыдавнего времени В. Скотт доносит до читателя как раз через преломление их всудьбах, нравах, быте, психологии своих вымышленных героев. Именно вымышленномугерою В. Скотта дано на собственном опыте изведать столкновение борющихся историческихсил, увидеть истинное лицо каждой из них, понять их могущество и их слабость.По тому же пути познания и воспроизведения прошлого пошел Пушкин. В отличие от В. Скотта, А. де Виньи ставит в центр повествования не вымышленное,а историческое лицо. Истинные масштабы и мотивы выступления Сен-Мара противРишелье он трансформирует в соответствии со своей исторической "идеей", модернизируяпри этом нравственно-психологический облик героя. Другой французский романтик,В. Гюго, в "Соборе Парижской богоматери" (1831) сближает жанр историческогоромана с романтической поэмой и драмой. Своих вымышленных героев он высоко поднимаетнад прозой быта, сообщая им символическую масштабность и глубокую поэтическуювыразительность. Сложная драма любви и ревности ведет читателей Гюго к постижениюобщих противоречий бытия, воспринятых сквозь призму романтической философииистории. Лажечников-романист типологически ближе к французским романтикам, нежели кВ. Скотту. Средоточием рассказа он делает не типичного для В. Скотта "среднего"человека, а лицо - вымышленное или историческое, но наделенное исключительнойсудьбой, сложным нравственным и психологическим обликом, который писатель переосмысляетв духе гражданских, патриотических, просветительских идей начала XIX века.

Иван Иванович Лажечников (1792-1869) родился в богатой купеческой семье. Егоотца отличала тяга к просвещению, усиленная и направленная случаем, которыйсвел молодого купца с крупнейшим деятелем русской культуры XVIII века, просветителемН. И. Новиковым. Новикову будущий романист обязан был прекрасным воспитанием,полученным им в отчем доме. Рано пристрастившись к чтению, Лажечников знакомитсясначала с русской, затем с французской и немецкой литературой, а вскоре - ипробует собственные силы на поприще словесности. С 1807 года его сочинения появляютсято в "Вестнике Европы" М. Т. Каченовского, то в "Русском вестнике" С. Н. Глинки,то в "Аглае" П. И. Шаликова. Уже в первых опытах Лажечникова, при всей их подражательностии художественном несовершенстве, можно уловить отзвуки антидеспотических и патриотическихнастроений, которые впоследствии оказались определяющим признаком идейного строяего исторических романов. Бурные годы наполеоновских войн, когда складывалось и крепло русское национальноесамосознание, а с ним - идеология социального протеста, завершили формированиеличности Лажечникова. Увлеченный патриотическим порывом, юноша в 1812 году тайнобежал из родительского дома и вступил в русскую армию. Участник последнего этапаОтечественной войны и европейских походов 1813-1814 и 1815 годов, молодой писательнаблюдал "деяния соотечественников", "возвышающие имя и дух русского" ,быт и нравы Польши, Германии, Франции, сопоставлял свои впечатления с картинамирусской жизни. Изданные им в 1817-1818 годах "Походные записки русского офицера"примечательны во многих отношениях. Если прежде Лажечников испытывал себя вмалых прозаических жанрах философских фрагментов, медитаций или в сентиментальнойповести, подчинявшихся строгим литературным канонам, то теперь он выступил вбольшой повествовательной форме "путешествия", открытой для живых впечатленийи веяний умственной жизни эпохи. В "Походных записках" впервые определился интересЛажечникова к истории, стремление по сходству и контрасту поставить ее в связьс современностью, его причастность к той волне идеологического движения, котораяна гребне своем вынесла декабристов. В конце 1819 года Лажечникову, восторженному поклоннику молодого Пушкина,довелось встретиться с поэтом и предотвратить дуэль его с майором Денисевичем.Случай этот оставил глубокий след в памяти писателя, а впоследствии послужилповодом для начала переписки между Пушкиным и Лажечниковым, хотя свидеться впору этого позднего знакомства им не было суждено. В том же, 1819 году Лажечниковвышел в отставку, а через год начал службу по министерству народного просвещения,которую продолжал с перерывами до 1837 года, сначала в Пензе, Саратове, Казани,затем в Твери. В бытность свою директором училищ Пензенской губернии, во времяобъезда подведомственных ему учреждений, он обратил внимание на двенадцатилетнегоученика Чембарского училища, который привлек его необычайной живостью и увереннойточностью ответов. Этот ученик был Виссарион Белинский, связь с которым, перешедшуюпозднее в дружбу, Лажечников сохранил до последних дней жизни великого критика. В 1826 году писатель задумал первый свой исторический роман "Последний новик",который выходил в свет частями в 1831-1833 годах. Роман имел в публике шумныйуспех и сразу выдвинул имя автора в число первых русских романистов. Воодушевленныйудачей, Лажечников вслед за первым романом выпускает два других - "Ледяной дом"(1835) и "Басурман" (1838). Однако "Басурман" оказался последним завершеннымисторическим романом Лажечникова. После публикации в 1840 году начальных главпосвященного послепетровской эпохе "Колдуна на Сухаревой башне" писатель отказалсяот его продолжения. Время первого взлета русского исторического повествования,с которым связана по преимуществу деятельность Лажечникова-романиста, было позади. С 1842 года Лажечников снова служит. На этот раз сначала тверским, затем витебскимвице-губернатором, а в 1856-1858 годах цензором петербургского цензурного комитета.Он пробует силы на поприще драматурга, пишет трагедии и комедии. Из драматическихпроизведений Лажечникова наиболее известна стихотворная трагедия "Опричник"(1843). Задержанная цензурой, она увидела свет только в 1859 году и впоследствиипослужила основой для либретто одноименной оперы П. И. Чайковского. Значительныйисторико-культурный интерес представляют также автобиографические и мемуарныеочерки Лажечникова "Мое знакомство с Пушкиным", "Заметки для биографии В. Белинского"и др. Два последние романа писателя - "Немного лет назад" (1862) и "Внучка панцирногобоярина" (1868), где от исторической тематики он обратился к современной, свидетельствовалио закате его таланта и о консервативности, которую приобрела общественная позицияЛажечникова в новых исторических условиях. Временем наивысшего творческого егоподъема навсегда остались 1830-е годы, а лучшими его произведениями - "Последнийновик", "Ледяной дом" и "Басурман".

В годы, когда Лажечников вступал на путь исторического романиста, русскаяповествовательная проза накапливала силы для стремительного становления и развития.Только лишь закончил свое земное поприще В. Т. Нарежный - романист предшествовавшеголитературного периода, творчество которого современники воспринимали как боковуюветвь словесности и (справедливо или нет) сближали с бытовым романом конца XVIII- начала XIX века, рассчитанным на вкусы "низового" читателя. Постепенно набираласилу повесть. В начале 1820-х годов появилась, быстро сложилась в своеобразныйканон и обнаружила границы своих возможностей воскрешающая прошлое прибалтийскихземель "ливонская" повесть - детище литераторов декабристского направления А.и H. Бестужевых, Кюхельбекера и их последователей. В 1825 году почти одновременновыступил ряд повествователей - В. Одоевский, А. Погорельский, О. Сомов, М. П.Погодин, обновивший свою повествовательную манеру А. Бестужев, сочинения которых,непохожие одно на другое, оказались провозвестием разных направлений в развитиирусской повести. Но это было делом будущего. На фоне расцвета в европейскихлитературах вальтер-скоттовского исторического романа симптоматично появлениеисторических очерков Корниловича, насыщенных яркими приметами быта и нравовэпохи Петра I. Во второй половине 1820-х годов, когда Лажечников уже вынашивалзамысел "Последнего новика", наряду с повестями в журналах и альманахах замелькалиотрывки из романов. Одни из них были завершены много лет спустя, другие таки не пошли далее отрывков. В конце 1820-х годов явились главы из "Арапа ПетраВеликого" - блистательный приступ к созданию русского исторического романа.Но главы - это еще не роман, а эпоха требовала именно романа, полного, с развитымсюжетом и характерами, с живым воспроизведением нравов и событий отечественногопрошлого. С 1829 года стали появляться и романы - произведения M. H. Загоскина,Ф. В. Булгарина, Н. А. Полевого, К. П. Масальского. Это были, однако, в лучшемслучае полуудачи, и с выходом "Последнего новика" он был провозглашен "лучшимиз русских исторических романов, доныне появившихся" . На характере первого романа Лажечникова не могло не сказаться то, что загоды работы над ним существенно изменился облик, расширились возможности русскойпрозы, вступавшей в полосу ускоренного развития. Но этого мало. Возникали новыетечения в европейском историческом романе. Являлись новые и новые литературныефакторы, под воздействием которых замысел уточнялся, расширялась художественнаяпалитра, а главное - определялась собственная позиция Лажечникова в столкновенииразнородных художественных течений. В выборе темы и места действия "Последнего новика" отозвалось внимательноеизучение романов В. Скотта, действие которых зачастую происходит на границеАнглии и Шотландии, причем последующий ход истории дает в руки романисту надежныеориентиры и критерии для художественного изучения правды-неправды и жизнеспособностиборющихся сторон. "На случай вопроса, почему избрал я сценой для русского историческогоромана Лифляндию, которой одно имя звучит уже иноземным, - писал сам Лажечников,- скажу, что [...] в живописных горах и долинах Лифляндии, на развалинах еерыцарских замков, на берегах ее озер и Бельта русский напечатлел неизгладимыеследы своего могущества. Здесь колыбель нашей воинской славы, нашей торговлии силы..." (ч. 1, гл. I, Вместо введения). Обосновав важность избранного имисторического момента, упомянув о художественно-поэтических возможностях, которыеоткрывала перед романистом природа и исторические памятники края, Лажечниковприоткрыл завесу над романтическими своими устремлениями, а самым упоминаниемо рыцарских замках отослал читателя к русской литературной традиции описанияЛивонии - к декабристской "ливонской" повести. Началу работы над романом предшествовала полоса исторических изучений."...Чего не перечитал я для своего "Новика". Могу прибавить, я был столько счастлив,что мне попадались под руку весьма редкие источники. Самую местность, нравыи обычаи страны списывал я во время моего двухмесячного путешествия, котороесделал, проехав Лифляндию вдоль и поперек, большею частью по проселочным дорогам". Позднейшие эстетические декларации Лажечникова отводили, однако, подобнымштудиям скромное, вспомогательное место в писательской его работе. В прологек "Басурману" Лажечников так сформулировал свое понимание задач историческогороманиста: "Он должен следовать более поэзии истории, нежели хронологии ее.Его дело не быть рабом чисел: он должен быть только верен характеру эпохи идвигателя ее, которых взялся изобразить. Не его дело перебирать всю меледу,пересчитывать труженически все звенья в цепи этой эпохи и жизни этого двигателя:на то есть историки и биографы. Миссия исторического романиста - выбрать изних самые блестящие, самые занимательные события, которые вяжутся с главнымлицом его рассказа, и совокупить их в один поэтический момент своего романа.Нужно ли говорить, что этот момент должен быть проникнут идеей?.." Программа,очерченная в этих словах, - программа романиста-романтика. Задумывая роман, Лажечников прежде всего вырабатывал "идею" исторической эпохив целом, отдельных характеров и эпизодов. В соответствии с "идеей" он отбирали группировал исторические реалии, строил образы и картины, стремясь сообщитьим символическую емкость и высокую поэтическую выразительность. На этом путироманист Лажечников делает основные свои находки. Центральная "идея" "Последнего новика", как понимал ее автор, - "любовь кнародной славе". "Чувство, господствующее в моем романе, - писал он, - естьлюбовь к отчизне. В краю чужом оно отсвечивается сильнее; между иностранцами,в толпе их, под сильным влиянием немецких обычаев, виднее русская народная физиономия.Даже главнейшие лица из иностранцев, выведенные в моем романе, сердцем или судьбойвлекутся необоримо к России. Везде родное имя торжествует; нигде не униженооно - без унижения, однако ж, неприятелей наших того времени, которое описываю"(ч. 1, гл. I, Вместо введения). Избранная Лажечниковым эпоха как нельзя более способствовала развитию этой"идеи". Действие романа происходит в первые годы восемнадцатого столетия, вовремя Северной войны, которую вела молодая петровская Россия за выход к Балтийскомуморю. После разгрома необстрелянных русских войск под Нарвой (ноябрь 1700 г.),пока Петр усиливал армию и строил флот, численно превосходящий силы противникакорпус Шереметева достиг в Лифляндии тактических успехов, победив шведов у Эрестфераи Гаммельсгофа. Это подняло дух русской армии накануне решающих действий в Ингрии,направленных на овладение линией реки Невы. Расстановку сил в "Последнем новике" определило то, что борьба русских завыход к морю совпала исторически со стремлением Ливонии, страдавшей под властьюШвеции, обрести свободу от экономического и национального гнета. Тема любвик отчизне получает у Лажечникова сложную разработку, вступает во взаимодействиес темой исторических судеб России и Ливонии. Просветительский пафос петровскихпреобразований влечет к России сердца ливонских подданных Карла XII. Военныйгений шведского короля способен увлечь за собой пылкое юношество, но зреломугосударственному уму Паткуля открыто, что его истерзанная отчизна обретет мири покой, лишь соединившись с новой Россией. В изображении Лажечникова одно эгоистическоесвоекорыстие баронессы Зегевольд - "патриотки" и "дипломатки", чуждой интересамсвоей страны, - превращает ее и ей подобных в противников русских. Для замысла Лажечникова характерно, что в своей антирусской политике баронессаЗегевольд опирается на врагов петровских преобразований: бежавшие из Россиираскольники и глава их Андрей Денисов играют при ней роль лазутчиков. Хотя действиеромана происходит почти исключительно в Лифляндии, тема старой и новой Россииотзывается в судьбах ряда персонажей и направляет вымышленное действие романа. В повествовательной структуре "Последнего новика" картина исторических событийиграет, однако, лишь роль фона, на котором развертывается вымышленное романическоедействие. "Последний новик" - роман многогеройный, повествование в нем складываетсяиз нескольких сюжетных линий, связанных между собой по принципу динамическогопараллелизма. Эти сюжетные линии оспаривают одна у другой право на преимущественноевнимание читателя; первые критики романа не зря упрекали автора, говоря, чтоего созданию недостает внутренней цельности и единства интереса. Исторические экскурсы автора, предыстории героев и их последующие судьбы широкораздвигают границы романа во времени и пространстве. Перед читателем раскрываютсямногострадальные судьбы Ливонии, которая веками служила ареной столкновенияинтересов ее могущественных соседей. Лифляндское дворянство от баронессы Зегевольди преступного скряги барона Фюренгофа до ревностного патриота своей страдающейотчизны Иоганна Паткуля, многоликая челядь знатных бар, забитый и нищенствующий"черный" народ - таков диапазон лиц и типов, выведенных в романе Лажечникова.Особое место среди героев "Последнего новика" занимают те, кто затронут просветительскимиидеалами и уже в силу этого способен оценить великие начинания Петра, - пасторГлик и его воспитанница Кете Рабе (будущая Екатерина I), медик Блументрост,Адам Бир и др. С мирных лугов и долин, хорошо знакомых Лажечникову и любовноим описанных, действие переносится на мызу Блументроста, из имения баронессыЗегевольд - на поле боя, из русского военного лагеря - в раскольничьи скиты,а под конец - на место, избранное для строительства будущего Петербурга, и вподмосковный Симонов монастырь, где проводит остаток жизни главный герой романа- последний новик Владимир. Владимир - лицо вымышленное, наделенное исключительной, трагической судьбой.Незаконный сын царевны Софьи и князя Василия Голицына, он от рождения обреченна роль антагониста Петра. После покушения на жизнь молодого царя Владимир бежитна чужбину. С годами он сознает историческое значение петровских реформ и полагаетцелью жизни искупить свою вину перед отчизной и отомстить тем, кто воспиталв нем ненависть к новым порядкам. Канва вымышленной истории Владимира позволяет Лажечникову связать "лифляндские"события романа с общерусскими, историю Северной войны с предшествующими и последующимисобытиями жизни Петра - от его борьбы с Софьей и вступления на престол до победынад шведами и основания столицы на Неве. Сопричастные судьбе последнего новика,на сцене романа появляются и сам Петр, и его ближайший соратник "Алексаша",ставший из безвестного плебея всемогущим князем Меншиковым, и упорный враг делаПетра бывший князь Мышитский, потом - глава раскольников Андрей Денисов... Чтобы соединить в общем сюжете историческую и романическую линии действия,Лажечников совместил в своем повествовании разные литературные традиции. В "Последнемновике" отозвались исторические романы В. Скотта и роман его американского последователяФ. Купера "Шпион"; многие сцены и фабульные ситуации вызывают в памяти "черный"роман ужасов; в любви Луизы Зегевольд к брату ее суженого слышится тема повестиВ. Ирвинга "Жених-призрак"; не раз отзываются у Лажечникова излюбленные мотивы,приемы и образы романтической поэзии и новеллистики. В романе не следует искать точного воспроизведения истории и ее деятелей.Если Петр "Последнего новика" - это оживший Петр исторического предания и анекдота,то исторический облик таких героев, как Паткуль или Кете Рабе, деформированидеализирующей и романтизирующей авторской "идеей". Но есть у Лажечникова персонажи(воплощающие к тому же важнейшие стороны его творческого замысла), связь которыхс "грубой" земной реальностью чисто условна, существом своим их образы принадлежатмиру поэзии. Таков Конрад из Торнео - слепой музыкант, спутник скитальца Владимира.Душа поэта-провидца живет в нем своей особой жизнью, не связанной временной,земной оболочкой. Или Елисавета Трейман - маркитантка Ильза, без остатка предавшаясяидее мщения своему обольстителю Фюренгофу. В образе этой "чухонской девки" Лажечниковсоздал свой вариант романтической девы-мстительницы. Олицетворение порока -сын Ильзы, унаследовавший от своего отца Фюренгофа низменную страсть к накопительству. Уже в "Последнем новике" излюбленный прием Лажечникова-художника - поэтикаконтрастов. Его герои либо влекутся сознательно или бессознательно к свету идобродетели, либо служат вместилищем низменных пороков (как Элиас Никласзон),злобного изуверства (как лажечниковский Андрей Денисов, далеко ушедший от своегоисторического прототипа). Когда же Лажечников стремится сообщить человеческуюобъемность образам своих любимых героев и найти объяснение трагическому исходуих жизни, страдальческой и героической, он отдает дань просветительской идеепротивоположности между страстью и долгом. Два героя "Последнего новика" возвышенынад повседневностью силой своего патриотического чувства - это Рейнгольд Паткульи Владимир, последний новик. Первый из них внушил страсть швейцарке Розе. Дитяприроды, она жертвует возлюбленному всем, вплоть до юной своей жизни. И чувствонеискупимой вины перед нею Паткуль уносит в могилу. Другой вариант этой коллизии- в судьбе Владимира. Всепоглощающая жажда мести Андрею Денисову, который нетолько воспитал в мальчике-новике ненависть к Петру, но всеми силами препятствуетвозрождению юноши к новой жизни, доводит отчаявшегося Владимира до самосудногоубийства. И в тот момент, когда его тайная служба родной стране принесла русскимпобеды в Ливонии, а ему - прощение Петра, своим преступлением он лишает себядостигнутого, обрекает себя на покаянное заключение в стенах монастыря. "Ливонский" роман Лажечникова усвоил существенные грани проблематики "ливонской"повести декабристов - ноты протеста против деспотического угнетения или верув готовность коренного населения края объединиться с русскими для победы надобщим врагом. Эпиграфы из стихов казненного Рылеева (ч. 3, гл. X и ч. 4, гл.XII) - еще одно свидетельство духовной связи писателя с деятелями 14 декабря.Романтическая история Владимира, который в молодости готов был посягнуть нажизнь юного Петра и на нелегком жизненном своем пути выстрадал сознание историческойправоты его дела, не только является мощным символом величия царя-преобразователя.История изгнанника-новика, который беззаветным служением отвергнувшей его отчизнедоказал право на имя русского, искупил свою вину и заслужил прощение Петра,по ассоциации влечет за собой тему сосланных декабристов, указывает им путьобщественного служения как путь к искуплению, напоминает, что в ссыльном страдальцеможет жить высокий дух патриота и гражданина.

"Ледяной дом" родился, что называется, в сорочке. Успех книги у читающейпублики превзошел все ожидания, в хоре похвал утонули и трезвые суждения критиков,и ироническое глумление литературных конкурентов. Сам Пушкин, приветствуя крепнущийталант Лажечникова, предсказывал, что со временем, когда будут обнародованыважные исторические источники, слава его создания потускнеет. И что же? Историческиеисточники постепенно проникали в печать, отклонения "Ледяного дома" от истиныстановились все очевиднее, младший друг Лажечникова и поклонник его дарования- Белинский обратил к нему горькие слова заслуженной укоризны, но читатель оставалсяверен "Ледяному дому". Интерес к нему пережил свои приливы и отливы, но вотуже полтора века одно поколение сменяется другим, а роман жив и сохраняет своюпритягательную силу. В чем же секрет его жизнеспособности? Тот, кто однажды в юности (а юность особенно восприимчива к романтическомупафосу и патриотической героике Лажечникова) прочел "Ледяной дом", навсегдасохранит в памяти гнетущую атмосферу, физически ощутимый холод мрачной, ушедшейв прошлое эпохи и бьющуюся в силках безвременья пылкую страсть Мариорицы и Волынского,страсть, которую пересиливает в душе Волынского еще более властное чувство -любовь к страждущей отчизне. С первых страниц романа картины зимней стужи переплетаютсяс другими - с описаниями нравственного оцепенения, мертвящего страха и скованности,в которых пребывает молодой Петербург, еще недавно, при Петре, полный жизнии веселья, теперь же, в царствование чужой стране и народу Анны Иоанновны, преданныйна волю ее приспешникам - клике ненавистных иноземцев. Человек осмелился помыслитьо протесте - и нет человека: его схватили клевреты Бирона, всесильного фаворитаимператрицы, пытали, заморозили заживо. Нет больше правдоискателя, он стал безобразнойледяной статуей. И, как бы в насмешку над трагедией человеческой судьбы, видэтой статуи рождает у русской императрицы мысль о постройке потешного ледяногодворца, о празднике шутовской свадьбы. Образ ледяного дома проходит через весьроман, вплетается в перипетии романической интриги, перерастает в олицетворениемрачного и бесчеловечного царствования, над которым вершит свой историческийсуд автор. Как и другие романы Лажечникова, "Ледяной дом" основан на серьезном изученииисторических источников, быта и нравов эпохи. Действие романа происходит в последнийгод царствования Анны Иоанновны (1730-1740). Дочь старшего брата Петра I, ИоаннаАлексеевича, Анна вступила на русский престол при обстоятельствах, которые немогли не сказаться на характере ее царствования. Ее - вдовствующую герцогинюКурляндскую - призвали на трон так называемые "верховники", члены Верховноготайного совета, который приобрел исключительную полноту власти при несовершеннолетнемимператоре Петре II. Желая закрепить могущество аристократической олигархиии ограничить крепнущий абсолютизм, "верховники" связали Анну Иоанновну стеснительными"условиями". Поддержка средних кругов дворянства и гвардии позволила императрицевернуть себе бразды самодержавного правления, и все же Анна Иоанновна навсегдазатаила недоверие к беспокойной и независимой русской знати и окружила себяпокорными наемниками-иноземцами, в руках которых сосредоточилось большинствоважных государственных должностей. Среди всех этих "немцев", как без разбораименовали иностранных пришлецов отодвинутые от трона и управления русские, особуюненависть снискал вывезенный императрицей из Курляндии фаворит. Хотя Бирон незанимал никакой определенной государственной должности, он незримо влиял наход всех сколько-нибудь серьезных дел. С фигурой временщика, вставшего междуслабой государыней и страной, в народной памяти связались все ужасы мрачногодесятилетия, и самое время это получило прозвание бироновщины. Еще в последние годы царствования Петра I, который изыскивал средства дляведения войн и строительства путем учреждения все новых и новых налогов, в истощеннойэпохой бурных преобразований державе нарастал финансовый кризис. Во второй четвертиXVIII века, по мере увеличения роскоши придворной жизни, усиления институтавременщиков, расходы все более превышали приход, а государственная недоимкапродолжала расти. Анна Иоанновна учредила Доимочный приказ, который военнымимерами взыскивал с обнищавших крестьян "слезные и кровавые подати". Год за годомстрану терзали неурожаи и голод, целые деревни бежали за границу, спасаясь отбесчинств доимочных команд и голодной смерти. Картину довершали неудачи и полуудачи бездарной внешней политики. Чем болееочевидной становилась непопулярность царствования, тем более жестко преследовалисьвсякое "слово" и "дело", противопоставлявшие себя существующему порядку. АннаИоанновна восстановила Тайную канцелярию, ведавшую сыском и вершившую дела посредствомзаплечного розыска. Ссылки и казни стали заурядным бытовым явлением. Ими нетолько сопровождалось завершение любого акта политической борьбы; достаточнобыло пустого наговора, чтобы безвозвратно погубить человека, будь он даже особавельможная, со связями и высоким родством. Нравы двора, круто расправлявшегосяи с тенью оппозиции, отзывались во всех слоях общества шпионством, доносами,а то и самочинной расправой с настоящими или мнимыми противниками. Ко времени, когда начинается действие романа Лажечникова, - зима 1739-1740годов, - болезнь императрицы, неясность при отсутствии прямых наследников вопросао том, кто сменит ее на русском престоле, до крайности обострили обстановкув придворных и правительственных кругах. Бирон, привыкший играть роль первогочеловека в государстве, почувствовал угрозу своей власти и своему будущему,исходящую от многочисленных противников временщика. Среди них по положению,уму, особенностям позиции наиболее опасным представлялся кабинет-министр АртемийПетрович Волынский. Бирону в союзе с вице-канцлером Остерманом удалось добитьсясуда над Волынским и его осуждения. Но успех их оказался недолговечным. Победанад Волынским лишь отсрочила падение Бирона: после кратковременного регентствапри младенце-императоре Иоанне Антоновиче он был отстранен от власти и сосланв Березов. Такова историческая эпоха, образ которой встает со страниц "Ледяного дома"."...Система доносов и шпионства, утонченная до того, что взгляд и движения имеютсвоих ученых толмачей, сделавшая из каждого дома Тайную канцелярию, из каждогочеловека - движущийся гроб, где заколочены его чувства, его помыслы; расторгнутыеузы приязни, родства, до того, что брат видит в брате подслушника, отец боитсявстретить в сыне оговорителя; народность, каждый день поруганная; Россия Петрова,широкая, державная, могучая - Россия, о боже мой! угнетенная ныне выходцем"(ч. I, гл. V) - вот каким с патриотической горечью и негодованием видит своеотечество герой Лажечникова. Среди персонажей "Ледяного дома" немало исторических лиц и реальных событий,хотя и сложно преображенных авторской фантазией. Кроме императрицы Анны, Бирона,Волынского, на страницах "Ледяного дома" появляются вице-канцлер и фактическийглава Кабинета министров Остерман, фельдмаршал Миних, поэт Тредьяковский. Именанекогда живших людей носят лица из окружения временщика и его антагониста -такие, как Липман или Эйхлер. Исторические прототипы были и у "конфидентов"Волынского, а причудливые "прозвания", данные им Лажечниковым, образованы отдействительных их имен: де ла Суда стал в романе Зудой, Еропкин - Перокиным,Хрущов - Щурховым, Мусин-Пушкин - Суминым-Купшиным. Существовал в действительности и "ледяной дом" - центральный, сквозной образромана, образ стержневой и для его сюжета, и для поэтической его системы. Зимой1740 года при дворе был устроен потешный праздник: императрица надумала женитьсвоего шута - потомка древнего вельможного рода, князя М. А. Голицына, - накалмычке Бужениновой. Надо полагать, что и шутовская должность, и эта последняяцарская "милость" выпали на долю Рюриковича по родству его с ненавистными царице"верховниками". Между Адмиралтейством и Зимним дворцом было выстроено дивившеесовременников чудо - дворец изо льда. Петербургский академик Г. В. Крафт оставилточное описание этого архитектурного курьеза, его скульптурной отделки и внутреннегоубранства. Лажечников знал и использовал книжку Крафта. Чтобы сообщить празднествуособый размах и пышность, в столицу выписали по паре представителей всех народов,обитавших в России. Этнографическая пестрота костюмов, национальные песни ипляски должны были не только украсить и разнообразить забаву: они призваны былипродемонстрировать императрице и ее иностранным гостям огромность могущественнойимперии и процветание всех разноплеменных ее жителей. Устройство праздника порученобыло кабинет-министру Волынскому. Ледяной дом - олицетворенный контраст. Дом, по самому имени своему предназначенныйбыть хранилищем очага, человеческого тепла, он встречает холодом, убивает всеживое, что соприкасается с ним. И это главный, но не единственный символ в поэтикеромана. Художник-романтик, Лажечников раскрывает противоречия эпохи в разветвленнойсистеме символических контрастов: жизнь - смерть, любовь - ненависть, пленяющаякрасота - отталкивающее безобразие, барские забавы - народные слезы, блистательнаякняжна - нищая цыганка, дворец - нечистая конурка, пламенные страсти юга - севернаястужа. Система символов, пронизывающих "Ледяной дом", связывающих на свой лад историческиеописания с романическим действием, способствует созданию в романе тягостнойатмосферы безвременья. Эта атмосфера сгущается, охватывает самые несходные моментыповествования благодаря интенсивности лирической окраски, которая входит в романвместе с личностью автора. Активный, прогрессивно мыслящий человек, современникдекабристов (хотя и не разделявший их революционных устремлений), вдохновенныйромантик и просветитель, он произносит свой суд над "неразумной" и бесчеловечнойэпохой. От авторской активности не ускользает ни один, даже самый скромный,элемент рассказа: Лажечников либо клеймит презрением, осуждает и порицает, либосочувствует, восхищается и вселяет восторг в читателя. Эта лирическая экспансиязаполняет "Ледяной дом", не оставляя места для спокойной, эпической картинывещей и событий. Исторический Волынский был фигурой сложной и противоречивой. Лажечникову,без сомнения, были известны источники, по-разному оценивавшие личность кабинет-министра,его достоинства и недостатки как государственного деятеля. Но из письменныхсвидетельств и из устного предания автор "Ледяного дома" выбрал лишь то, чтосоответствовало его общественному и эстетическому идеалу. При этом особое значениеприобрела для Лажечникова трактовка образа Волынского, которая содержалась в"Думах" Рылеева. В изображении поэта-декабриста Волынский предстает как "отчизны верный сын",а борьба его с "пришлецом иноплеменным", виновником "народных бедствий" Бироном- как "пламенный порыв // Души прекрасной и свободной" .К словам Рылеева - устойчивой формуле декабристской идейности - непосредственновосходит у Лажечникова выражение "истинный сын отечества". Характерная коллизия декабристской поэзии и прозы - противоречие между долгомгражданина-патриота, требующим от героя полного самоотречения, вплоть до отказаот личного счастья, и естественными влечениями души и сердца. Эта коллизия присутствуети в "Ледяном доме". Не один Волынский, но и императрица Анна, и Мариорица, иПерокин рано или поздно должны выбрать между верностью долгу (как понимает егокаждый из этих столь несходных персонажей) и человеческими, земными привязанностямисвоими. Однако наиболее сюжетно действенным и разветвленным предстает этот мотивв рассказе о Волынском, контрапунктически связывая обе сюжетные линии "Ледяногодома" - любовную и политическую. "Беззаконная" страсть к молдаванской княжнене только отвлекает душевные силы героя от дела гражданского служения и обезоруживаетего перед лицом холодного, расчетливого врага. Страсть эта делает Волынскогожертвой внутреннего разлада. Душа его трагически смятена сознанием вины передпрекрасной, любящей женой. Мучительна для него и мысль о том, что он губит преданнуюему, обольстительную Мариорицу. И вместе с тем борьба чувств гражданина, любящегомужа и отца и страстного любовника сообщает образу Волынского особую привлекательность,а его роковой судьбе жизненную объемность. В Волынском есть нечто от романтического поэта-творца. Пусть человеческаяего натура несовершенна, пусть в повседневности он подвержен неуемным страстям,вовлекающим героя в роковые заблуждения; все это - "Пока не требует поэта //К священной жертве Аполлон". Стоит Волынскому услышать зов отчизны - и он превращаетсяв героя-борца, который, отряхнув с плеч своих все земные привязанности, не взвешиваети не расчисляет ни собственных сил, ни возможностей Бирона и его сторонников,со свойственной ему прямотой и горячностью идет в борьбе за благо народное доконца, непокоренный всходит на эшафот, чтобы стать в потомстве нетленным образцомгражданского служения. А страсть его к Мариорице! Беззаконная любовь Волынского- тоже акт борьбы, борьбы за свободу человеческого чувства, стремящегося сквозьвсе преграды и становящегося жертвой холодного механического расчета тех, длякого и самая страсть - всего лишь средство политической интриги. В любви к Мариорице раскрывается широта русской натуры Волынского, ее удальи размах, в ней звучит та поэтическая струна, которая роднит Волынского-любовникас Волынским-патриотом. Лажечников приобщает своего любимого героя к русскойнациональной стихии, и недаром в одном из самых поэтических и освященных русскойлитературной традицией эпизодов романа - в сцене святочного гаданья - Волынскийпредстает удалым русским молодцем, кучером с лирической и разгульной песнейна устах. "Это природа чисто русская, это русский барин, русский вельможа старыхвремен" , - восторгался Белинский. Пламенный романтик и в любви и в политике, Волынский - прямой антипод трезвогои бездушного прагматика Бирона. По тем же, уже знакомым нам, законам романтическойпоэтики контрастов в "Ледяном доме" противостоят друг другу немощная, "тучнаяи мрачная" Анна Иоанновна и "настоящая русская дева, кровь с молоком, и взгляди привет царицы [...] дочь Петра Великого, Елисавета" (ч. IV, гл. V), "писачка"педант Тредьяковский и вдохновенный певец взятия Хотина Ломоносов. Ни ЕлизаветаПетровна, ни Ломоносов не действуют в романе, они лишь всплывают в размышленияхавтора и его персонажей как своеобразная "точка отсчета" - знак, указывающийна существование здоровых национальных сил, которым суждено рассеять мрак "неразумной"эпохи, теснящей и убивающей все живое и человеческое. Романтическая поэтика требовала соединения в романе высокой поэтической стихиисо стихией гротеска и карикатуры. Изображение Тредьяковского - дань этому программномутребованию романтиков. Некритически опираясь на пристрастные анекдоты о Тредьяковском,донесенные до него устным преданием, Лажечников наделил своего героя традиционнымикомическими чертами педанта и прихлебателя, равно отталкивающего духовно и физически.Между тем Тредьяковский сыграл выдающуюся роль в истории русской культуры ирусского стихосложения. Не случайно Пушкин, который в 1830-х годах не раз возвращалсяк оценке деятельности Тредьяковского, горячо протестовал против искажения егоистинного облика в романе Лажечникова: "За Василия Тредьяковского, признаюсь,я готов с вами поспорить, - писал поэт автору "Ледяного дома". - Вы оскорбляетечеловека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. Вделе же Волынского играет он лице мученика. Его донесение Академии трогательночрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя" . Образы княжны Лелемико, Мариулы и ее спутника - цыгана Василия, старушки-лекаркии ее внучки уводят роман в сторону от политической интриги, образуют особую,"надысторическую" линию сюжета. Но они же сообщают "Ледяному дому" дополнительнуюзанимательность, сближают его с романом тайн, со старым авантюрным романом.Особый эффект извлекает Лажечников из традиционного мотива двух соперниц - любящихгероя и любимых им женщин. Красавица севера и гурия юга, неколебимая супружескаяпреданность и свободная, обретающая оправдание в своей глубине и бескорыстиистрасть склоняют то в одну, то в другую сторону пылкую и непостоянную душу Волынского.Просветительская коллизия борьбы между страстью и долгом распространяется, захватываетобе сферы действия романа - и политическую и любовную. Гибель Волынского представленав "Ледяном доме" как искупительная жертва в двойной борьбе: за свободу отечестваи за личное нравственное очищение. "Ледяной дом" появился в момент, когда близился к концу десятый год царствованияНиколая I, истекало десятилетие со дня декабрьского восстания. В обществе ждалиэтой даты, надеялись на "милость к падшим", на облегчение участи ссыльных. РоманЛажечникова по-своему отразил и воплотил эти настроения. Идеологическая атмосфера,подготовившая события 14 декабря, самое выступление декабристов, трагическинеизбежное поражение их и казнь отозвались в "Ледяном доме" целым рядом примет.Среди них и цепь вызывающих неизбежные аллюзии сентенций, и связь центральногообраза романа - образа героя-гражданина - с традицией декабристской литературыи публицистики, и эпиграф (ч. IV, гл. XIII) из думы Рылеева, которая звучалав 1830-х годах как вещее предсказание собственной судьбы поэта-декабриста. Но,быть может, самым ярким доказательством того, что, создавая "Ледяной дом", Лажечниковсозидал памятник героическим устремлениям своего поколения, явилась та трактовка,которую получил на страницах романа эпизод реальной русской истории. Автор "Ледяногодома" отыскивает в недавнем прошлом страны случай, который он воспринимает какисторический прецедент декабрьского восстания, как возмущение горстки борцовза народное благо против деспотизма. Характерно и другое. Казнь героев обернуласьих посмертным торжеством. История повергла в прах их казавшегося неодолимымпротивника, а сами они обрели в глазах потомков ореол невинных страдальцев заистину и стали образцом "святой ревности гражданина". Таковы истоки чувстваисторического оптимизма, которым веет от эпилога "Ледяного дома".

Если в "Последнем новике" художественная система Лажечникова предстает встановлении, если в "Ледяном доме" осознавший свой путь и свои силы автор совершенствуетмастерство и достигает расцвета своего дарования, то "Басурман" написан твердойрукой художника, готового отстаивать свои эстетические принципы, проникнутогоидеями глубокого, действенного патриотизма и гуманизма, противостоящего официальнойформуле "православия, самодержавия и народности". От XVIII века автор уходит здесь в глубь отечественной истории, в пятнадцатоестолетие. Лажечников-романист впервые вступил в ту эпоху русского прошлого,которая была, говоря словами Пушкина, уже "открыта" Карамзиным-историком. Одновременно,обратившись к допетровской эпохе нашей истории, он необычайно усложнил своюзадачу. "Изобразить в романе Россию при Иоанне III совсем не то, что изобразитьее в истории, - писал Белинский, - долг романиста - заглянуть в частную, домашнююжизнь народа [...] А какие у нас для этого факты... Где литература, где мемуарытого времени?.. Остаются летописи - но с ними далеко не уедешь, потому что онифакты для истории, а не для романа" . Сочетатьисторическое действие с действием романическим здесь было много сложнее, нежелив романе о ледяном доме, но романтик Лажечников, как мы уже знаем, не оченьдорожил деталями исторического быта, культуры, психологии. Его сила была в другом. Время княжения Ивана III Лажечников рисует в "Басурмане" как суровую и сложную,переломную по своему культурно-историческому содержанию эпоху жизни Руси. Каки прежние романы Лажечникова, "Басурман" основан на тщательном изучении историческихисточников. Кроме летописей - литературных и юридических памятников эпохи, -писатель внимательно изучил исторические труды Карамзина, Полевого, Погодина,"Записки" о путешествии в Московию С. Герберштейна, собранные И. П. Сахаровымфольклорные и этнографические материалы, исторические романы и повести Загоскинаи Полевого. Из летописи извлек Лажечников и факт, положенный им в основаниебогато расцвеченной воображением фабулы романа, - рассказ о судьбе княжескоголекаря-"немчина" Антона, которого Иван III "в велице чести держал", но послесмерти татарского князя Каракачи, изведенного зельем, отдал во власть татарам."Они же сведше его на реку на Москву под мост зиме, зарезаша его ножом, каковцу" . В споре с представителями зарождавшегося славянофильства Лажечников отвергаетпредставление о допетровской московской Руси как о царстве идиллического патриархального"благообразия". Столь же горячо противостоит он и предшественникам либеральногозападничества, историкам-"скептикам", которые видели в русском средневековьелишь застой, мракобесие, историческую неподвижность. Главная примета Московии эпохи Ивана III, как представлена она на страницах"Басурмана", - постоянная, ни на минуту не затухающая борьба противоположныхобщественно-исторических сил. Это внутреннее брожение несут с собой то разноликиебасурмане с их религиозными ересями, с романтическим томлением об идеале, сих "любовью к человечеству, к науке, к славе" (ч. I, гл. IX); то "сильная, непобедимаяволя" "правителя народа" (ч. II, гл. II); то странник Афанасий Никитин; то "родноемолодечество". "...Тогдашняя жизнь Европы, хотя и под формами грубыми, доходилаи до нас. Не мое дело объяснять здесь, - говорит Лажечников, - почему эта жизньпосле Иоанна III не получила у нас такого отчетистого, последовательного развития"(ч. II, гл. VI). Символом упорного стремления Руси к историческому движению,к обновлению является проходящая через весь роман и образующая один из двухглавных его символических лейтмотивов тема деятельности Ивана III по преобразованиюМосковского Кремля - разрушение ветхих "домишек и часовен" и созидание на местеих каменных храмов и палат. Симптоматичны и сопровождающие эту деятельностьропот народа, которому дороги "все избы, все церкви извечные и палаты", сетованияхудожника, чья мечта о дивном храме отодвигается, теснимая "торжеством вещественности"- пушками и колоколами, которых требует Иван III от своего "розмысла". Эпоха Ивана III в изображении Лажечникова - эпоха сильных характеров и страстей,время непримиримого столкновения зарождающихся на Руси высоких и гуманных, родственныхзападному Возрождению стремлений с фанатической нетерпимостью, с жестокостью,коварством и произволом. Они могут быть завещаны новому миру западноевропейскимили русским средневековьем, их могут порождать противоречия эпохи Возрожденияна Западе или Предвозрождения в Московии, но любимым героям Лажечникова - романтиками творцам - в этом мире дисгармонии приходится трудно. Еще Белинский справедливо заметил: "Самая лучшая сторона в романе - историческая,а самое лучшее лицо - Иоанн III" . Этопроницательный и умный монарх, всецело преданный идее строительства нового государства.Одно за другим падают старые удельные княжества. Хитростью, силой и лаской стремитсявеликий князь довершить начатое Дмитрием Донским - уничтожить и тень былогомогущества восточных соседей Руси. Отвергая попытки Священной Римской империи"пожаловать" Московию вассальной зависимостью от Рима, Иван III хочет явитьЕвропе могущественную державу, достойную преемницу Восточной Римской империи. Но, осторожный и дальновидный политик, неутомимый собиратель и строительземли русской, он и деспот, презирающий народ. "Народ?.. Где он? [...] Естьна свете русское государство, и все оно, божьею милостью, во мне одном" (ч.I, гл. VI). Чтобы доказать эту "истину", он готов сгноить в заточении родногобрата, а потом - и любимого внука. Из-за мрачной подозрительности князя еголюбовь в любую минуту может обернуться "нелюбьем". И недаром самые отталкивающиеиз героев "Басурмана" - злобные, коварные, мстительные, не брезгующие никакимисредствами бояре Мамон и Русалка - в большой чести при княжем дворе, а в случаеудачи - и направляют действия своего государя. Героя романа, лекаря Антона,Москва не случайно встречает зрелищем смертной казни. Образ темницы, где влачатсуществование лишенные свободы, света и воздуха враги князя, а то и просто те,кого Иоанну удобнее держать не у дел, - таков второй сквозной лейтмотив романа.В прологе "Басурмана", в день, когда Иоанн лежит на смертном одре, писательрисует панораму Москвы, которая за годы его княжения стала из большого селапрекрасным городом. В темнице же, где лекарь-басурман застал по приезде в МосковиюМарфу, посадницу Новгородскую, откуда сам он ушел на лютую казнь, по-прежнемузаточен узник - ни в чем не повинный внук Иоанна. Самая гибель Антона Эренштейнав далекой Московии, в обетованной земле его юношеской мечты, - лишь одна измногих невинных жизней, заложенных в фундамент государственного строительствасамим строителем и его присными. Просветитель и гуманист, Лажечников противопоставляет жестокости "непросвещенного"века целую вереницу лиц, в которых живут, по мысли создателя, здоровые силынации. Это носитель всех предрассудков своего времени и вместе наделенный патриархальнойнравственной чистотой старый воевода Образец: его сын - удалой русский добрыймолодец, открытый и мужественный Хабар-Симский; сестра Хабара - овеянная авторскимлиризмом красавица Анастасия. Это смелый и прямой князь Холмский, которому лучшепринять княжье нелюбье, чем идти войной на родную Тверь. Особое место в образной системе "Басурмана" занимают заглавный герой романалекарь Антон Эренштейн - сын имперского барона и чешки из рода царя Подибрада,и итальянский зодчий, строитель Успенского собора и пушечных дел мастер ИванаIII Аристотель Фиоравенти. Оба они покинули родные края и приехали в Московиюпо зову сердца, в надежде найти приложение кипящим творческим силам, способствоватьпросвещению юной, полной жизненных сил страны. Темнота и религиозная нетерпимостьнарода, которую подогревают злобные происки врагов благородного и честного Антона,мешают ему осуществить свое призвание. Другого рода трагедию переживает АристотельФиоравенти. Лажечников наделил его даром великого художника-творца. Аристотельспособен стать рядом с Леонардо да Винчи и другими титанами Возрождения. Новместо дивных храмов и башен, которые живут в его воображении, художник обреченстроить пушки - орудия разрушения, свой великий замысел грандиозного храма,символизирующего победу света над тьмой, он вынужден принести в жертву политическимрасчетам князя. Однако в ответ на гуманистические порывы "басурман" из глубин русской жизнирождается встречное движение. Их помощниками и союзниками в борьбе с косностьюи коварством становятся русский "странник" Афанасий Никитин, автор знаменитого"Хождения за три моря", побывавший в далекой Индии, где в его время еще не ступаланога европейца, и умный, борющийся против национальной розни и религиозногофанатизма дьяк Курицын. Этих своих героев автор окружает ореолом высокой поэзии,вносит в рассказ о них струю горячего лирического сочувствия и сопереживания. Финал романа трагичен. Но уже то, что Анастасии и Антону удалось привлечьна свою сторону всех добрых и светлых духом - Афанасия Никитина, князя Холмского,Федора Курицына, великую княгиню Софью Фоминишну, Хабара-Симского; что их любовьблагословил отец Анастасии, старый воевода Образец, для кого немчин хуже нечистого,что даже сам князь хоть и поздно, отменил казнь Антона (впрочем, в этом случаеЛажечников пошел против летописного предания) - все служит в глазах романтика-авторазалогом грядущей победы идеалов дружбы, добра и справедливости, их торжестванад мрачными силами деспотизма, политического коварства, межнациональной враждыи злобы. Завоевавшие любовь многих поколений русских читателей исторические романыЛажечникова и сегодня привлекают нас не только живыми картинами отечественногопрошлого, но и теми непреходящими гражданскими и нравственными ценностями, воимя которых живут и погибают его герои.

Примечания

1. Литературно-критические работы декабристов.М., 1978.

2. Лажечников И. И. Походные запискирусского офицера. М., 1836, с. 34.

4. Лажечников И. И. Полн. собр. соч.,т. 1. СПб., изд. М. О. Вольфа, 1899, с. 217-218.

5. Рылеев К. Ф. Стихотворения. Статьи.Очерки. Докладные записки. Письма. М., 1956, с. 141-143, 145.

6. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.,т. III. M., 1953, с. 13.

7. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.,т. 16. Изд-во АН СССР, 1949, с. 62.

8. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.,т. III, с. 18-19.

9. Полн. собр. русских летописей, т. XX.СПб., 1910, с. 349.

10. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.,т. III, с. 21.

Текст статьи взят из Библиотеки Мошкова.

Благой Д.Д.

В декабре 1831 года Пушкину передали письмо из Твери и приложенную к нему только что появившуюся книжную новинку. Весьма характерное и по содержанию и по тону письмо это гласило следующее:

«Милостивый государь, Александр Сергеевич! Волею, или неволею, займу несколько строк в истории Вашей жизни. Вспомните малоросца Денисевича с блестящими, жирными эполетами и с душою трубочиста, вызвавшего вас в театре на честное слово и дело за неуважение к его высокоблагородию; вспомните утро в доме графа Остермана, в Галерной, с Вами двух молодцов гвардейцев, ростом и духом исполинов, бедную фигуру малоросца, который на вопрос Ваш: приехали ли вы вовремя? отвечал, нахохлившись, как индейский петух, что он звал Вас к себе не для благородной разделки рыцарской, а сделать Вам поучение, како подобает сидети в театре, и что маиору неприлично меряться с фрачным; вспомните крохотку-адъютанта, от души смеявшегося этой сцене и советовавшего Вам не тратить благородного пороха на такой гад и шпор иронии на ослиной коже. Малютка-адъютант был Ваш покорнейший слуга - и вот почему, говорю я, займу волею, или неволею, строчки две в Вашей истории. Тогда видел я в Вас русского дворянина, достойно поддерживающего свое благородное звание; но когда узнал, что Вы Пушкин, творец Руслана и Людмилы и столь многих прекраснейших пиес, которые лучшая публика России твердила с восторгом на память - тогда я с трепетом благоговения смотрел на Вас, и в числе тысячей поклонников (Ваших) приносил к треножнику Вашему безмолвную дань. Загнанный безвестностью в последние ряды писателей, смел ли я сблизиться с Вами? Ныне, когда голос избранных литераторов и собственное внимание Ваше к трудам моим выдвигает меня из рядовых словесников, беру смелость представить Вам моего Новика: счастливый, если первый Поэт Русский прочтет его, не скучая. 3-ю часть получить изволите в первых числах февраля»1.

Читая письмо, Пушкин должен был живо вспомнить один из эпизодов его бурной и мятежной юности, о котором Лажечников впоследствии подробно рассказал в воспоминаниях.

Как-то зимой 1819 года, незадолго перед постигнувшей Пушкина, уже широко известного вольными стихами и только что законченным первым большим произведением - поэмой «Руслан и Людмила», правительственной карой - ссылкой на юг, поэт находился в театре, который был в то время ареной ожесточенных столкновений не только различных литературных вкусов, но и таящихся за ними различных общественных позиций. В этот вечер давали какую-то пустую, ничтожную пьеску. Юный Пушкин - почитатель драматургии «друга свободы», «смелого властелина сатиры» Фонвизина, пламенный поклонник игры замечательной трагической актрисы «младой Семеновой» - шумно выражал негодование. Его сосед, майор, преисполненный самоуважения, недалекий и спесивый, бывший явно сродни майору Ковалеву, - тип, гениально схваченный позднее Гоголем в повести «Нос», - важно предложил ему вести себя тише. Пушкин, искоса взглянув на него и, видимо, сразу разгадав, с кем имеет дело, не обратил на это никакого внимания. Майор угрожающе заявил, что попросит полицию вывести его из театра. Пушкин хладнокровно ответил: «Посмотрим» - и продолжал вести себя по-прежнему. После конца спектакля майор остановил Пушкина в коридоре.

Молодой человек! - сказал он, обращаясь к Пушкину, и вместе с этим поднял указательный палец. - Вы мешали мне слушать пиесу... это неприлично, это невежливо.

Да, я не старик, - отвечал Пушкин, - но, господин штаб-офицер, еще невежливее здесь и с таким жестом говорить мне это. Где вы живете?

Майор дал свой адрес и назначил приехать к нему на следующий день, в восемь часов утра. По понятиям того времени это означало вызов на дуэль. Так и воспринял это крайне щепетильный в делах чести Пушкин, который явился к назначенному времени с двумя секундантами. Никак не ожидавший этого, напыщенный майор, который был уверен, что он достаточно припугнул «молодого человека», сам явно струсил, и соседу по комнате майора, Лажечникову, без особого труда удалось убедить его извиниться перед Пушкиным.

Вмешательство Лажечникова было очень кстати. Если бы дуэль произошла, она, даже при благоприятном для поэта исходе, могла бы еще более усложнить его тогдашнее положение. Да и само это столкновение было не только следствием огненного темперамента Пушкина, но и одним из проявлений того общественного конфликта между передовой дворянской молодежью типа Чацкого и патриархальными кругами дворянско-крепостнического общества, который Грибоедов так верно отразил в гениальной комедии «Горе от ума». А то, что Лажечников безоговорочно стал в этом конфликте на сторону автора «Вольности» и «Деревни», бросает, как и письмо его к Пушкину (поэтому мы и привели его полностью), яркий свет на облик и на общественную позицию автора «Последнего Новика», первые две части которого, только что вышедшие из печати, и были им приложены к этому письму.

В письме к Пушкину Лажечников по праву выражал надежду, что займет несколько строк в биографии поэта. Достойное место принадлежит ему и в биографии Белинского - Пушкина русской критики2.

В 1823 году по должности директора училищ Пензенской губернии Лажечников ревизовал училище в Чембаре. Во время экзамена он обратил внимание на мальчика лет двенадцати, который выделялся из остальных учеников необычайной серьезностью, смелостью и самостоятельностью суждений.

«На все делаемые ему вопросы, - вспоминал впоследствии Лажечников, - он отвечал так скоро, легко, с такой уверенностью, будто налетал на них, как ястреб на свою добычу (отчего я тут же прозвал его ястребком)».

Этот мальчик, которого Лажечников сразу же так проницательно выделил и отметил, был не кто иной, как будущий великий русский критик Белинский. Лажечников и в дальнейшем поддерживал тесную связь с «ястребком»: помогал ему поступить в Московский университет, дружески общался с ним в его студенческие годы, пытался облегчить его крайне тяжелые материальные условия.

Писательские наклонности проявились в Лажечникове с самых ранних лет. Первые его литературные опыты были на французском языке - явление для того времени весьма обычное. Вспомним, что так же начинал и Пушкин.

В возрасте четырнадцати лет Лажечников на французском языке описал Мячнов курган, находившийся по дороге из Коломны в Москву. В следующем, 1807 году, в «Вестнике Европы» появилась его статейка «Мои мысли», написанная в подражание французскому писателю классику XVII века Лабрюйеру. В 1808 году в журнале Сергея Глинки «Русский Вестник» (издатель которого резко восставал против французомании, процветавшей в кругах дворянства, стараясь пробудить у русских национально-патриотическое чувство) напечатано стихотворение Лажечникова «Военная песнь с подзаголовком "Славяно-россиянка отпускает на войну единственного своего сына". Стихотворение это не только показывает патриотическую настроенность юного Лажечникова, оно любопытно тем, что как бы предвещает ту реальную ситуацию, которая возникла года четыре спустя для самого его автора, тайком бежавшего из родительского дома, чтобы стать в ряды защитников родины.

Опубликование этого стихотворения, под которым впервые появилась в печати полная подпись Лажечникова, сделало писателя, по его собственным словам, «на несколько дней счастливым» и воодушевило на новые литературные опыты. В 1808-1812 годах он усиленно печатает стихи, рассуждения и даже повесть «Спасская лужайка» в журнале «Аглая» пресловутого князя Шаликова, который довел сентиментализм Карамзина, имевший в свое время прогрессивное значение, до крайних степеней приторности и жеманства и стал, наряду с «классиком»-графоманом графом Хвостовым, излюбленной мишенью для эпиграмм представителей новых литературных течений от Батюшкова до Пушкина и поэтов его круга.

Лажечников и сам в это время стоит на эстетических и литературных позициях Карамзина. В заметке «О воображении», опубликованной в «Аглае» (1812), он совсем в духе Карамзина предлагает одеть нагую истину «прозрачным покрывалом воображения», раскинуть «цветы приятного по сухому полю философии», быть «чувствительным» - и тогда, заключает он, «слезы друзей-читателей почтят память вашу искреннею похвалою». Вслед «любезному Карамзину» он и идет в творениях этих лет. Так повесть «Спасская лужайка» с ее темой любви друг к другу двух молодых людей, которая, по «мнениям людским», беззаконна, но оправдана «святыми правами», дарованными природой, прямо восходит к прославленной сентиментально-романтической повести Карамзина «Остров Борнгольм».

В 1817 году Лажечников выпустил сборничек «Первые опыты в прозе и стихах». Однако оставаться эпигоном Карамзина в пору, когда блистательно развернулось творчество Жуковского и Батюшкова, значило явно отстать от современного писателю уровня развития литературы. Это понял сразу же по выходе книжки и сам автор. В это время он, как и многие его современники, уже восторженно увлекался первыми опытами новой восходящей звезды - Александра Пушкина, в частности его политическими стихами, которые, по его словам,

«...наскоро, на лоскутках бумаги, карандашом переписанные, разлетались в несколько часов огненными струями во все концы Петербурга и в несколько дней Петербургом вытверживались наизусть»3.

Лажечников - и это делает честь его самокритичности и художественному чутью - «устыдился» своих писаний и поспешил уничтожить все экземпляры книжки, ставшей большой библиографической редкостью. Тем не менее это было тяжкой травмой для автора.

В 1820 году он напечатал отдельным изданием «Походные записки русского офицера», которые начал писать во время заграничных походов русской армии.

«Записки» были сочувственно встречены критикой. Автора их избрали членом Московского и Петербургского обществ любителей словесности. Однако Лажечников был не удовлетворен «Записками», замечая впоследствии, что в них слишком много искусственной приподнятости - «реторики». Можно думать, что именно разочарование в своих литературных силах и способностях явилось одной из причин принятого им решения посвятить себя педагогической работе. Во всяком случае, в последующие десять лет, кроме двух статей на археологические и этнографические темы, ничего под его именем в печати не появилось. С этим, видимо, связаны и его горькие слова в письме к Пушкину о том, что он был загнан безвестностью в последние ряды писателей.

Однако писательское призвание в Лажечникове только замерло на время, но отнюдь не погасло.

К середине двадцатых годов в творческом сознании Лажечникова возникает замысел историческою романа из эпохи Петра I.

Уже сам по себе этот замысел показывал, что Лажечников преодолел былое литературное отставание, что в постановке и разработке назревших литературно-общественных задач он стал на уровне со своей современностью - «с веком наравне».

Конец XVIII - первые десятилетия XIX века были эпохой больших исторических событий - социальных сдвигов, кровопролитных войн, политических потрясений. Великая Французская буржуазная революция, блистательное возвышение и драматический финал Наполеона, национально-освободительные революции - на Западе, Отечественная война 1812 года и восстание декабристов - в России...

Сгущая в несколько кованых, чеканных строк все то большое, сложное и трагическое, что происходило на глазах его поколения, Пушкин к одной из своих лицейских годовщин писал:

Теги: Первый исторический роман Лажечникова Статья Литература

Иван Лажечников - Беленькие, черненькие и серенькие

Иван Лажечников - Внучка панцирного боярина

Иван Лажечников - Вся беда от стыда

Иван Лажечников - Горбун

Иван Лажечников - Матери-соперницы

Иван Лажечников - Окопировался