К ультурно-исторически понятие "библиография" возникает на определенном этапе становления информационной деятельности, когда осознается необходимость в целенаправленном развитии этой важнейшей сферы общественной деятельности, культуры. В наше время мы можем с полной определенностью говорить о четырех основных периодах в истории библиографии: I период - возникновение в Древней Греции библиографии (V в. до н.э.) как книгописания, как труда книгописца ("библиографа"); II период - возникновение библиографии (XVII-XVIII вв.) как обобщающей науки о книге и книжном деле (информационной деятельности) и как особого литературного жанра; III период - возникновение библиографии (конец XIX - начало XX в.) как особой науки книговедческого (информационного) цикла; IV период (современный) - осознание библиографии как особой области книжного (информационного) дела со своей специфической дисциплиной - библиографоведением.
В разработку происхождения и истории развития библиографии за рубежом свой вклад внесли и отечественные ученые, особенно А.Н.Деревицкий, А.И.Малеин, А.Г.Фомин, М.Н.Куфаев и К.Р.Симон.
Первый период , как установил в начале XX в. наш соотечественник А.И.Малеин, связан с появлением и функционированием самого слова "библиография" в Древней Греции в V в. до н.э. Основным значением этого слова было "не книгоОПИСАНИЕ, а книгоПИСАНИЕ, т.е. создание или распространение книги при помощи единственно доступного древности способа для этого - писания или переписки" [Малеин А.И. О термине "библиография"//Библиогр. листы Рус. библиолог. о-ва. 1922. Л. 1 (янв.). С. 2-3]. Другими словами, библиография с самого начала своего появления обозначала то, что мы теперь называем "книжное дело", или шире - "информационная деятельность".
Второй период связан с формированием в Европе XVII в. системы наук, которая существует с некоторыми изменениями и дополнениями до сих пор. Слово "библиография" наряду с другими - библиология, библиософия, библиономия, библиогнозия и т.п. - стало обозначать науку о книге (книжном деле, информационной деятельности). Как считает К.Р.Симон, слово "библиография" могло быть или заимствовано из уже имеющегося опыта, или придумано заново по образцу аналогичных названий наук (например, география). Пальма первенства в этом вопросе принадлежит французским ученым. Именно во французской интерпретации библиография как наука появилась в России начала XIX в.
Здесь следует заметить, что русские ученые не просто заимствовали основы библиографической науки, но, опираясь на свой многовековой исторический опыт, привнесли много оригинального. И приходится лишь только сожалеть, что многие достижения истории отечественной библиографии или недостаточно изучены, или просто игнорируются в угоду самостийным, псевдонаучным построениям.
Особое новаторство русской библиографии проявилось в следующий третий период ее развития в начале XX в. Русские библиографы в своих научных разработках шли теперь вровень с западноевропейскими и, значит, всего мира. Достаточно сослаться на российское участие в работе Международного библиографического института в Брюсселе, на созвучность идей Н.М.Лисовского, А.М.Ловягина и Н.А.Рубакина с идеями П. Отле (одного из основателей названного института). Более того, наши ученые во многих отношениях, особенно теоретических, опережали зарубежных исследователей.
Самое главное из отечественных достижений рассматриваемого периода состоит в том, что была осознана специфическая роль библиографии как деятельности в более широкой системе информационной деятельности (книжного дела, документации), а библиографии как науки - в системе книговедения (документоведения, информатики и т.п.). В частности, стало изживать себя пресловутое сведение библиографии к книгоописанию. Особенно этому способствовала трактовка так называемых видов библиографии, предложенная Н.А.Рубакиным, а затем Н.В.Здобновым. Методологически это было показано в работах А.М.Ловягина, которые до сих пор замалчиваются - или нарочито, или по незнанию. А он развивал среди многих других следующие две, можно сказать, выдающиеся идеи. Первая касается определения библиографии (книговедения) как науки об общении людей, т.е. о книжном деле, информационной деятельности, коммуникации. Вторая связана с использованием и конкретизацией применительно к задачам библиографии такого диалектического метода, как восхождение от абстрактного к конкретному. В противоположность технократическому подходу Н.М.Лисовского ("книгопроизводство - книгораспространение - книгоописание, или библиография") А.М.Ловягин трактовал информационное общение как восхождение, как методологическую редукцию от описания к анализу, а от него к синтезу (вспомним гегелевскую формулу "тезис - антитезис - синтез"). Причем библиография занимает здесь срединное положение, так как синтез ее результатов, вознесение их на общекультурный уровень возможны только через посредство методологии более общей науки - книговедения (или возможной теперь более широкой науки об информационной деятельности). И срединное, центральное место библиографии здесь нельзя считать случайным, так как информационное общение - это диалектический процесс с обратной связью, когда, согласно воззрениям того же А.М.Ловягина, требуется постоянное оживление - по себе мертвой - бумажной культуры, т.е. внедрение на каждом диалектическом витке информационной деятельности всего самого ценного, социально значимого в культурно-историческом развитии общества. В этой связи примечательно, что П. Отле в своих теоретических построениях пошел еще дальше, считая библиографию метанаукой по отношению к документации, т.е. системе всех наук информационно-коммуникативного цикла.
Поистине, третий период в развитии библиографии был ее золотым веком. К сожалению, мы до сих пор недостаточно используем его новации. А между тем идеи А.М.Ловягина и Н.А.Рубакина получили свое дальнейшее развитие в работах М.Н.Куфаева, но и его творческое наследие в должной мере не изучено и не используется.
Переживаемый нами современный, четвертый по счету, период в развитии библиографии берет свое начало примерно в 60-е годы, когда началась очередная научно-техническая революция, связанная с внедрением новой информационной технологии (компьютеризации), и бурно формировались такие новые научные направления, как кибернетика, теория информации, информатика, семиотика и т.д. Более глубоко были обоснованы и новые научные принципы, например, деятельности и системности. Именно в соответствии с принципом деятельности по-новому стали трактовать типовую структуру и человеческой деятельности вообще, и книжного дела (информационной деятельности) в частности, где библиография, как мы уже отмечали, соотносима с такой неотъемлемой составляющей любого вида общественной деятельности, как управление, точнее - информационное управление.
Именно на современном этапе и только в нашей стране было введено новое понятие для обозначения науки о библиографии - "библиографоведение" . Впервые оно было предложено в 1948 г. И.Г.Марковым, который, правда, понимал библиографию и науку о ней излишне узко и прагматически: "Библиография - это указатели и справочники, которые имеют своим объектом книги, а библиографическая наука - это теория создания, оформления и использования библиографических указателей" [О предмете и методе библиографии//Тр./Моск. гос. библ. ин-т. 1948. Вып. 4. С. 110]. Новое обозначение библиографической науки вошло в ГОСТ 16448-70 "Библиография. Термины и определения", также внедренный впервые в мировой практике. Затем термин "библиографоведение" был повторен в новой редакции указанного нормативного документа - ГОСТ 7.0-77. Но, к сожалению, новое название библиографической науки отсутствовало в новой редакции - ГОСТ 7.0-84. Зато, как мы знаем, вышел первый вузовский учебник под таким названием: "Библиографоведение. Общий курс".
Возможны новые дискуссии и подходы. Важно подчеркнуть, что придание библиографии управленческой функции в качестве специфической для ее общественной роли в информационной деятельности просматривается как определяющая тенденция на протяжении всей ее истории в нашей стране ( В.Г.Анастасевич, М.Л.Михайлов, А.Н.Соловьев). Но почему-то этому до сих пор придается мало значения, это просто не учитывают в предлагаемых сейчас концептуальных построениях библиографии и науки о ней. Но другой альтернативы нет. Более того, именно функция информационного управления отличает как прошлую, так и современную практику библиографии . Например, задача "руководства чтением" начертана на знамени одного из функциональных направлений библиографии - рекомендательной. Библиографическая подсистема с определяющей функцией управления характерна, как мы уже отмечали, для аппарата традиционной книги, более того, становится специфической частью современных автоматизированных информационных систем (АИС) - всякого рода ИПС, БД, БЗ, ЭС, ИИ и т.п.
Таким образом, на основе констатации особенностей возникновения и развития библиографии и библиографоведения можно считать, что определяющей сущностью этой специфической отрасли информационной деятельности является информационное управление.
Характерная черта современного отечественного библиографоведения – его необычное концептуальное многообразие. В нем, далеко не всегда мирно, сосуществуют разные теоретические представления о сущности (природе) библиографии как общественного явления, т. е. разные общебиблиографические концепции и подходы.
Рассмотрим лишь некоторые, наиболее значительные концепции такого рода, получившие среди специалистов наибольшую известность и признание. Это, прежде всего, три взаимосвязанные концепции, в основе которых один и тот же (но по разному понимаемый) признак: объект библиографирования и соответствующая этому объекту метасистема, в которую в качестве подсистемы непосредственно включена библиография.
Во-первых, исторически первоначальная книговедческая концепция , согласно которой библиография длительное время рассматривалась как наука о книге, представляющая собой описательную часть книговедения.
Взгляд на библиографию как на обширную книговедческую научную дисциплину исторически возник в трудах первых западноевропейских теоретиков библиографии конца XVIII – начала XX в.: М. Дениса, Ж.Ф. Нэ де ля Рошеля, Г. Грегуара, А.Г. Камю, Г. Пеньо, Ф.А. Эберта и других.
В России в первой четверти XIX в., благодаря трудам выдающихся представителей русской библиографической мысли В.Г. Анастасевича и В.С. Сопикова, сформировалась точка зрения, согласно которой библиография как наука о книге также отождествлялась с широко понимаемым книговедением.
На протяжении XIX в. теоретические представления западноевропейский и российских библиографов, испытывая взаимное влияние и постепенно дифференцируясь, развивались в едином книговедческом русле.
На рубеже XIX и XX вв. в России главным образом в работах видного книговеда и библиографа, первого преподавателя книговедения в Петербургском и Московском университетах Н.А. Лисовского (1845 – 1920) постепенно формируется новое представление о библиографии как научной дисциплине не тождественной книговедению, а составляющей лишь его самостоятельную (описательную) часть.
Академическая позиция исчерпывающе-описательной книговедческой науки библиографии занимала в дореволюционной России доминирующее положение, но никогда не была общепризнанной. Особенно серьезное противодействие она испытывала в связи с возникновением демократического рекомендательно-педагогического направления в библиографической деятельности, ориентированного на народного читателя. Библиография неуклонно вовлекалась в сложную сферу общественной борьбы, что, в частности, выразилось в появлении первых ростков социал-демократического, а затем и большевистского направлений в библиографии.
Разногласия между представителями различных идейных течений в рамках книговедческой концепции библиографии особенно обострились в первые годы Советской власти, что объяснялось сопротивлением, которое оказывали представители традиционно-описательной школы тенденциям, связанным с вовлечением библиографии в решение практических образовательных, воспитательных, хозяйственных и других задач, с постановкой вопроса о классовом, партийном подходе к содержанию и задачам библиографической деятельности.
В рассматриваемом здесь общетеоретическом, концептуальном аспекте книговедческая концепция библиографии в Советском Союзе эволюционировала в двух основных направлениях. Во-первых, это постепенное расширение состава “книжных” объектов библиографической деятельности и, во-вторых, все более решительный отказ от однозначной квалификации библиографии как научной дисциплины в пользу комбинированных представлений, отражавших как научную, так и практическую составляющие библиографии. Подтвердим сказанное примерами.
По первому направлению . В 20-е годы особенно решительно и убежденно отстаивал печатную книгу как единственный объект библиографической деятельности известный теоретик библиотечного дела и библиографии К.Н. Дерунов (1866 – 1929). Он резко осуждал “безапелляционное смешение библиографии со свалкой, куда вместе с книгами сбрасываются в одну кучу старинные рукописи и печатные оттиски газетных статей, торговые прейскуранты и музыкальные ноты, монеты и медали…” .
Чрезмерная жесткость этих ограничений, исключающая из сферы библиографии даже оттиски газетных статей и нотные издания, с современной точки зрения вполне очевидна.
Несколько позже один из наиболее крупных представителей отечественной библиографической науки и практики Н.Н. Здобнов (1888 – 1942) отстаивал исключение из объекта библиографии рукописей, считая, что настало время “описание произведений печати отделить от описания рукописей, ибо между тем и другим описанием слишком мало общего” . Описанием произведений печати занимается библиография (рукописная книга была объектом библиографирования лишь до изобретения книгопечатания), а описанием рукописей – археография.
В дальнейшем еще более расширительно рассматривали книговедческий объект библиографии К.Р. Симон (1887 – 1966) и другие видные представители отечественного библиографоведения.
По второму направлению . В 1936 г. в докладе на Всероссийском совещании по теоретическим вопросам библиотековедения и библиографии один из наиболее ярких представителей отечественной библиографической школы Л.Н. Троповский (1885 – 1944), определив библиографию как “область знания и научной и пропагандистской деятельности”, впервые отразил в одном определении черты библиографии как науки и как практической деятельности .
Характерная особенность взглядов Л.Н. Троповского в том, что, традиционно признавая библиографию наукой, он перенес центр тяжести на ее практическо-пропагандистские аспекты. Он очень настойчиво подчеркивал сугубо практический, прикладной, обслуживающий характер библиографической деятельности. Отсюда вытекала определенная недооценка Л.Н. Троповским теории библиографии, которую он отождествлял с конкретной методикой, а все, что выходило за рамки последней, называл “сором схоластики”.
Интересно и то, что, оставаясь фактически на позициях книговедческого подхода, Л.Н. Троповский свое общее представление о библиографии не связывал с книговедением, поскольку вообще был принципиальным противником книговедения как науки.
Наиболее завершенную современную форму книговедческая концепция библиографии получила в работах известного библиографоведа А.И. Барсука (1918 – 1984). Именно ему принадлежит заслуга разработки современного “неокниговедческого” варианта концепции, в котором проводится четкое разграничение между библиографией как областью научно-практической деятельности по подготовке и доведению до потребителей библиографической информации и библиографоведением как наукой о библиографии, разрабатывающей вопросы теории, истории, организации и методики библиографической деятельности. При этом библиография рассматривалась А.И. Барсуком в составе книжного дела, системы “книга в обществе”, а библиографоведение как часть книговедения, которое в состав библиографии не входит. Этой точки зрения и сегодня продолжают придерживаться многие представители отечественного книговедения.
Кроме того, А.И. Барсук предпринял попытку обосновать наиболее широкое в рамках книговедческого подхода представление о книжном объекте библиографирования. Он считал, что “книга”, “литература” – это “любая совокупность произведений письменности (независимо от характера, формы, метода фиксации), размноженных (или предназначенных для размножения) любым способом, пригодным для восприятия” . Такой подход делает понятие “книга” весьма неопределенным, но заметно сближает книговедческую и документографическую концепции библиографии.
Итак, все теоретические концепции библиографии, возникшие на почве книговедческого подхода, несмотря на свойственные им весьма существенные внутренние различия, объединяет одна общая черта – ограничение состава документных объектов библиографирования на основе таких понятий, как “книга”, “произведение печати”, “публикация”, “произведение письменности”, “литература”. Именно это и позволяет квалифицировать все эти концепции как книговедческие.
Во-вторых, документографическая концепция , которая исторически является прямым продолжением и развитием книговедческой. На новой концептуальной и методологической базе она была выдвинута и обоснована в отечественном библиографоведении в 70-х гг. Главная ее отличительная черта – принципиальный отказ от любых ограничений документных объектов библиографической деятельности со стороны их формы, содержания или назначения. Именно поэтому сторонники документографического подхода оперируют более широкими в сравнении с “книгой” и “книжном делом” понятиями “документ” и “система документальных коммуникаций”, обозначающих соответственно объект библиографирования и метасистему библиографии (более подробно эти понятия рассматриваются во второй главе).
Необходимо отметить, что любые ограничения объекта библиографической деятельности в рамках книговедческого подхода обычно сопровождаются конкретно-историческими аргументами и потому выглядят весьма убедительными (см., например, приведенные выше соображения Н.В. Здобнова). Однако это ложное впечатление. На самом деле, именно конкретно-исторический подход наглядно демонстрирует, что библиография, в сущности, всегда была безразлична к сменам форм фиксирования и распространения знаний. Она, конечно, может в каждый данный исторический момент признать главной, наиболее важной для себя ту или иную форму фиксирования информации, но не может раз и навсегда ограничить свой объект одной определенной формой. Так, например, если мы утверждаем, что главный объект библиографической деятельности – печатная книга, то следует отчетливо понимать, что это происходит не потому, что книга представляет собой произведение печати, а потому, что именно произведения печати исторически стали основным средством фиксирования, распространения и использования социальной информации.
Библиография всегда занималась преимущественно теми формами, которые в данную историческую эпоху становились господствующими, и значительно меньше внимания уделяла тем формам, которые отмирали или только зарождались (но никогда не исключала их полностью из своего объекта). И так будет всегда. Поэтому принципиально неверно вообще ограничивать объект библиографической деятельности какой-либо одной исторически преходящей формой, например, произведениями печати или даже произведениями письменности. Правила библиографического описания, способы библиографической характеристики могут меняться вместе с изменением формы объектов библиографической деятельности, но общественная сущность библиографии как посредника, связующего звена между документом и человеком в принципе останется неизменной.
Сторонников книговедческой концепции библиографии обычно смущает слишком широкий смысл понятия “документ”, благодаря которому в состав объекта библиографической деятельности попадают, например, почтовые марки, денежные знаки, официальные бланки, трамвайные билеты, надписи на могильных плитах и т. п. Этот момент квалифицируется ими иногда как проявление формализма со стороны представителей документографической концепции, недооценки ими идейной, научной, художественной ценности “книги” как основного объекта библиографической деятельности.
Как уже отмечалось, никто не отрицает, что книга в широком смысле, т. е. произведение печати, является сегодня преобладающим, главным объектом библиографической деятельности. К тому же, со строго научной точки зрения в широкой семантике термина “документ” нет ничего опасного для библиографической науки и практики.
Необходимо подчеркнуть, что в рамках документографического подхода признается только одно ограничение состава документных объектов библиографической деятельности – общественная значимость заключенной в них информации. Общественная значимость документа – понятие конкретно-историческое. Здесь не может быть рецептов, пригодных для всех времен и обстоятельств. Люди сами создают документарно зафиксированную информацию и в каждом случае сами решают, представляет ли она достаточный общественный интерес, чтобы стать объектом библиографирования, или нет. В частности, надписи на могильных плитах давно библиографируются (не все, конечно, а те, которые относятся к выдающимся личностям и потому обретают несомненную общественную значимость). Почтовые марки и денежные знаки, если рассматривать их не с точки зрения непосредственного назначения и функционирования, а как памятники материальной и духовной культуры, как предметы изучения, коллекционирования и т. п., также попадают в разряд общественно значимых документов и становятся объектом библиографирования. Аналогичная ситуация в принципе не исключена и применительно к бланкам и трамвайным билетам.
Термин “библиография” в рамках документографической концепции охватывает библиографические науку и практику, т. е. объединяет в единую систему практическую библиографическую деятельность и библиографоведение – науку об этой деятельности.
Ясно, что из книговедческого и документографического подходов вытекают разные представления о границах, составе и задачах библиографической деятельности, об общей структуре библиографии как общественного явления. Вместе с тем, следует твердо усвоить, что рассмотренные подходы соотносятся между собой как более узкий и более широкий . Никаких других принципиальных различий между ними нет. Иначе говоря, документографический подход (как более широкий) не противостоит книговедческому, как иногда считают некоторые представители последнего, а включает его в себя в качестве частного случая со всем богатством его конкретного содержания, не отрицая при этом его достижений, значения и возможностей.
Документографический подход основывается на непреложном и вполне объективном факте организационной раздробленности библиографической деятельности, ее органической включенности в различные организационно оформленные общественные институты в системе документальных коммуникаций, т. е. в библиотечное, редакционно-издательское, архивное дело, в книжную торговлю, в научно-информационную деятельность. В этих общественных институтах в специфических для каждого из них формах и осуществляется библиографическая деятельность.
Документографическая концепция охватывает, теоретически объединяет в единую систему все способы существования библиографии, включая и те, которые обнаруживается за пределами названных общественных институтов. Уже одно это показывает, что документографический подход не противоречит книговедческому, не отрицает факт существования библиографии, как части книжного дела, а включает его в качестве своего важного и необходимого компонента. С другой стороны, только в рамках документографического подхода может быть правильно понята ограниченность книговедческой концепции библиографии, верно оценены границы ее объяснительных (теоретических) и преобразовательных (практических) возможностей.
Заканчивая характеристику документографической концепции, следует выделить и подчеркнуть главное: название “документографическая” не вполне адекватно отражает ее действительное содержание. Она является “документографической” лишь в определенном узком смысле, связанном с документом как непосредственным объектом библиографирования. При более широкой и потому более правильной общей квалификации это – системно-деятельностная, документально-информационная концепция начала общей теории библиографии. Желательно, чтобы именно в таком качестве ее рассматривали и оценивали уважаемые критики.
Исторически новейшая в этом ряду идеографическая или информографическая концепция библиографии, предложенная и весьма основательно разработанная и аргументированная Н.А. Слядневой .
Несомненно, – это самая экзотическая, наиболее радикальная концепция, согласно которой объект библиографирования – любые информационные объекты (“информокванты”), как зафиксированные в форме документов (тексты, произведения, издания и т. п.), так и незафиксированные (факты, идеи, фрагменты знания как таковые, а также мысли, чувства, даже предчувствия). Метасистема библиографии – весь Универсум человеческой деятельности (УЧД), а сама библиография квалифицируется как общечеловеческая, всепроникающая методическая отрасль (наука) типа статистики, математики, логики и т. п.
Нетрудно заметить, что отношения между этими тремя концепциями напоминают матрешку: каждая последующая включает в себя предшествующую в качестве частного случая. В этой связи возникает сложная терминологическая проблема: правомерно ли считать, что во всех трех концепциях речь идет о библиографии?
Если исходить из точного смысла термина “библиография”, то его использование абсолютно правомерно лишь в рамках книговедческой концепции. Именно здесь “библиография” выступает в своем собственном, исторически первоначальном смысле.
Во второй концепции речь фактически идет уже не о библиографии, а о документографии. Однако нельзя не учитывать, что в обоих случаях библиографы имеют дело с принципиально однородными объектами библиографирования, поскольку книги (произведения письменности и печати) – это тоже документы. Следовательно, в обеих концепциях объект библиографирования – документ. Разница лишь в том, что в первом случае это определенная разновидность документов, а во втором – любые документы.
На этом основании можно утверждать, что и в рамках документографической концепции вполне правомерно использование традиционной библиографической терминологии, т. е. привычного термина “библиография” и всех его производных. Особенное если учесть, что переход целой отрасли на новую терминологию (если даже такой переход в принципе желателен) – мероприятие сложное, дорогостоящее, связанное с длительной ломкой и преодолением исторически устоявшихся терминологических традиций, и потому трудно осуществимое. Стоит ли овчинка выделки? Вопрос в данном случае весьма уместный.
Совсем по иному выглядят отношения между первыми двумя и третьей – идеографической концепцией. Здесь библиография выводится далеко за пределы системы документальных коммуникаций и ей приписываются такие идеографические атрибуты, которые никогда не были и не будут объектами библиографического описания. Иначе говоря, здесь речь идет не о библиографии, точнее не только о библиографии.
Иногда идеографическую концепцию называют идеодокументографической. Весьма многозначительная формулировка, которая наглядно обнаруживает, что все, что скрывается за терминоэлементом “документографическая” относится к документографической концепции, а то, что стоит за терминоэлементом “идео” к библиографии не имеет отношения.
Существуют две главные причины, подвигнувшие Н.А. Слядневу на создание этой концепции.
Во-первых, стремление содействовать повышению общественного статуса, значения библиографии как области профессиональной деятельности в условиях глобальной информатизации окружающей реальности.
Во-вторых, Н.А. Слядневу как представителя отраслевой библиографии художественной литературы беспокоит “феномен синтетических, пограничных форм информации, возникших на стыке отраслевого знания и библиографии” .
Но эти свойства библиографической информации известны давно, поскольку она всегда существовала как в самостоятельных формах (библиографические пособия), так и в виде библиографического сопровождения, т. е. библиографических элементов в источниках информации, которые в целом не являются библиографическими. Простейший пример – прикнижная библиографическая информация, из которой в дальнейшем выросло более сложное понятие аффинной библиографии. То же самое относится к энциклопедиям, справочникам, реферативным журналам и т. п., а также к современным комплексным формам рекомендательно-библиографической продукции.
Вся сложность в том, что степень и формы локализации библиографической информации в такого рода источниках различны. В одних случаях они очевидны (например, в прикнижной библиографии). В других библиографическая информация локализована далеко не столь отчетливо и бывает нелегко установить, где кончается информация библиографическая и начинается небиблиографическая. Это особенно заметно применительно к крупным и сверхкрупным компьютерным информационным системам типа общегосударственных (например, общероссийская информационно-библиотечная компьютерная сеть ЛИБНЕТ) или глобальных (например, Интернет). Но для того и нужна теория библиографии, чтобы выяснить и объяснить, что именно в этих системах является библиографическим, а не пытаться целиком зачислять их по ведомству библиографии. Такой подход в обществе (за пределами библиографии) ничего кроме недоумения не вызовет.
В отечественном библиографоведении в качестве оснований для формирования общебиблиографических по замыслу авторов концепций давно используются фундаментальные, сверхсложные по содержанию категории культура и знание .
В самом общем виде включенность библиографии (как и других областей общественной практики) в состав человеческой культуры очевидна. Труднее найти социальный объект, который не обладает этим качеством. Поэтому вполне понятен соблазн, которому подверглись многие отечественные библиографоведы, усматривать исходную сущность библиографии в этой ее включенности.
В наши дни культурологическая концепция библиографии в наиболее развитом и завершенном виде представлена в работах М.Г. Вохрышевой .
Основные положения концепции в самом общем виде сводятся к следующему: объект библиографирования – ценности культуры, метасистема библиографии – культура. Соответственно библиография, взятая в целом, определяется как часть культуры, обеспечивающая библиографическими средствами сохранение и трансляцию документированных ценностей культуры от поколения к поколению.
Прямая связь библиографии с категорией знание столь же очевидна, как и связь с культурой. Поэтому нет ничего странного в стремлении библиографоведов осмыслить сущность библиографии как общественного явления, опираясь на эту ее сторону. Общая “знаниевая” квалификация библиографии уходит своими корнями в отечественном библиографоведении в далекое дореволюционное прошлое .
Первопроходцем в области “знаниевой” квалификации библиографии в Советском Союзе был Ю.С. Зубов. Суть его подхода к проблеме взаимосвязи знания и библиографии четко выражена в самом заглавии статьи “Библиография как система свернутого знания” . Статья богата свежими для своего времени идеями, но основной тезис аргументирован недостаточно. В частности осталось не вполне ясным, что такое “свернутое знание” и какое именно знание свернуто в библиографическом описании. Нельзя же считать свернутым знанием библиографические сведения, просто перенесенные из документа в его описание (автор, заглавие, выходные данные и т. д.).
В наши дни основным представителем так называемой когнитографической (“знаниевой”) концепции библиографии является В.А. Фокеев . Конечно, по широте охвата материала, по основательности и глубине разработки темы, по разнообразию аргументации его работы не идут ни в какое сравнение с небольшой статьей Ю.С. Зубова.
Однако, несмотря на впечатляющие масштабы теоретических исследований В.А. Фокеева, далеко не со всем в его трудах можно согласиться. В них достаточно неясных, противоречивых, спорных моментов.
Сказанное можно проиллюстрировать, процитировав несколько небольших, но весьма существенных фрагментов из одной из последних статей В.А. Фокеева “Ноосферно-культурологическая (когнитографическая) концепция библиографии” .
Вот эти фрагменты:
1. “Фундаментальная идея концепции: библиография представляет собой социокультурный комплекс, включающий библиографическое знание (информацию), библиографический социальный институт и библиографическую деятельность…” (с. 218);
2. “Метасистема библиографии – ноосфера…” (там же);
3. “Непосредственный объект библиографии – информационный объект (источник знания) любой природы, квант (а в общем виде – мир) знания, зафиксированный в тексте, или текст и различные формы его бытования: документ, книга, публикация, произведение и пр.” (там же);
4. “Сущность библиографии заключается в библиографическом знании (БЗ), идентифицирующем элементы ноосферы, реализующем доступ к документированной части ноосферы…
Генезис библиографии заключается прежде всего в биосоциальных факторах. БЗ – искусственная знаковая система – “усилитель” такого естественного органа отражения, как мозг” (с. 218 – 219).
5. “Основные отношения в сфере библиографии … В системе “фиксированный текст – человек” правомерно возникают потребностные отношения к тексту как к таковому на уровне его существования.
Библиографические отношения по преимуществу – субъектно-субъектные соответствия, взаимодействия диалога культур” (c. 219).
Этого достаточно. Теперь краткий комментарий.
По пункту первому. “Фундаментальная идея концепции” не выдерживает никакой критики. Во-первых, библиографический социальный институт в действительности не существует, поскольку библиография как общественное явление собственной организационно оформленной целостностью не обладает, а всякий социальный институт только тогда “институт”, когда он институционально, т. е., прежде всего, организационно оформлен. Своеобразие положения библиографии в системе документальных коммуникаций в том и состоит, что библиографии (согласно ее вторично-документальной природе) свойственна не собственная организационная оформленность, а включенность в другие организационно самостоятельные социальные институты – в библиотечное дело, книжную торговлю, архивное дело и др. (см. об этом § 2 главы 9).
Во-вторых, если даже признать существование библиографического социального института, предложенный перечень трех составных частей библиографии логически неприемлем. На самом деле эти части образуют не “трехугловую формулу” (с.219), а структурную матрешку, в которой библиографическое знание в качестве результата является неотъемлемым внутренним компонентом библиографической деятельности, которая в свою очередь (вместе с библиографическим знанием) безусловно входит в состав библиографии, признаваемой социальным институтом. В результате от “Фундаментальной идеи концепции”, кроме социального института, реальное существование которого сомнительно, ничего не остается.
Наконец, в-третьих, еще один логический недостаток: предложенная структура неполна. Например, где в ней место для библиографоведения? Вероятно, все в том же социальном институте.
По пункту второму . Привлечение ноосферы на роль метасистемы библиографии (т. е. родственной по содержанию и ближайшей более широкой по объему системы) настолько искусственно, что не требует развернутых возражений. Достаточно напомнить, что такое “ноосфера”.
Как объективная реальность ноосфера это “новое эволюционное состояние биосферы, при котором разумная деятельность человека становится решающим фактором ее развития” . “По мере научного прогресса человечество создает ноосферу как особую среду, в которую включены и другие организмы и значительная часть неорганического мира” .
Как научное понятие (более того, как философская категория) ноосфера “используется в некоторых эволюционных концепциях для описания разума как особого природного феномена. С одной стороны к нему (к понятию ноосферы) обращаются некоторые теологи, стремящиеся…найти эволюционную интерпретацию догматов церкви. С другой стороны, это понятие весьма популярно среди ученых, занимающихся проблемами взаимодействия человека со средой, в частности проблемами экологии” .
Кажется все ясно. Включенность библиографии в ноосферу очевидна постольку, поскольку все, что так или иначе, прямо или косвенно связано с деятельностью человеческого разума на планете Земля, входит в ее ноосферу. Но от этого недосягаемо далеко до квалификации ноосферы как “метасистемы” библиографии в том смысле, в каком это понятие используется в рамках системного подхода.
По пункту третьему . Этот фрагмент, содержащий определение объекта библиографии, наполнен логическими ошибками и подменами понятий. Сначала в качестве объекта библиографии вводится “информационный объект”. В скобках уточняется, что это “источник знания”. Этот источник тут же превращается в “квант”, а в общем виде в “мир” самого знания. Между тем элементарная логика подсказывает: если верить В.А. Фокееву и объект библиографии действительно информационный , то из этого следуют “кванты” и “миры” информации, а не знания.
Затем от мира знаний В.А. Фокеев возвращается к понятию “текст” и различным формам его бытования. Здесь очередные фактическая и логическая ошибки, поскольку действительные “формы бытования” текста – устная, рукописная, машинописная, печатная, машиночитаемая и др., а перечисленные В.А. Фокеевым “документ, книга, публикация, произведение и пр.” это “формы бытования” документа. Причем, вопреки требованиям логики в одном ряду перечислены – общее понятие “документ” и его собственные “формы бытования”.
В итоге, если устранить эту путаницу, то на основе приведенного фрагмента нетрудно сформулировать простое и ясное определение: непосредственный объект библиографии – документ (как источник информации) со всем разнообразием форм его бытования: книга, публикация, произведение и пр.
Конечно, следует иметь в виду, что в этом определении не хватает потребителя информации и отношения “Д – П” как действительного непосредственного объекта библиографической деятельности.
Кстати, любой текст, зафиксированный на любом материальном носителе – это тоже одна из “форм бытования” документа.
По пункту четвертому . В этом фрагменте затрагиваются два очень важных вопроса – о сущности библиографии и о ее генезисе. “Сущность библиографии заключается в библиографическом знании” – таков вполне естественный (поскольку сама концепция “знаниевая”) и вместе с тем один из самых спорных пунктов этой концепции.
Потребности развития знаний в древнем мире привели к изобретению письменности, что, в свою очередь, стало причиной и условием появления на исторической сцене системы документальных коммуникаций. Библиография – неизбежный продукт именно этой и только этой системы и сущностьбиблиографических явлений в этой системе всегда была и остается до наших дней вторично-документальной .
Вообще создается впечатление, что В.А. Фокеев обладает мышлением, склонным к метафоризации изучаемой им действительности. “Квант знания”, “мир знаний”, “мир текстов”, “мир потребностей в текстах”, “мир текстовых коммуникаций” и т. п. Понятия-метафоры, красивые, но не имеющие реального научного смысла. “Ноосфера” применительно к библиографии фактически тоже метафора. Чего стоит, например, утверждение, что текст составляет содержание ноосферы. Или как быть с библиографическим знанием, “идентифицирующем элементы ноосферы”? И что такое “документированная часть ноосферы”? По смыслу это такая часть, которая документирована, т. е. основана на документах, подтверждена документами, но этот смысл не соответствует контексту, в котором он в данном случае помещен. В этом контексте правильней была бы формулировка “документальная часть (вероятно, точнее аспект) ноосферы”. Но тогда логично предположить, что “документальный аспект ноосферы” это и есть “система документальных коммуникаций”, которая выступает в качестве “метасистемы” библиографии в документографической концепции.
Что касается “генезиса” библиографии, то утверждение, что он “заключается прежде всего в биосоциальных факторах”, противоречит первому фрагменту, где сказано, что библиография это социокультурный, но никак не биосоциальный комплекс. Правда, уже в следующем предложении выясняется, что такое “биосоциальный фактор”. Оказывается, что библиографическое знание – “усилитель мозга”! Вот это действительно нечто новое в теоретическом библиографоведении.
По пункту пятому . Здесь речь идет об основных отношениях в сфере библиографии. В этой связи вернемся ненадолго в прошлое. В 1996 году В.А. Фокеев утверждал: “В качестве объекта библиографии я описываю систему “мир текстов – мир потребностей в текстах”, а не “документ – потребитель”, как в документографической концепции” . Однако фрагмент текста в пятом пункте явно свидетельствует, что на самом деле В.А. Фокеев и сам не прочь заняться отношением “Д – П”, слегка замаскировав его терминологически: вместо документа – “фиксированный текст”, а вместо потребителя информации попросту “человек”.
В остальном этот фрагмент – иллюстрация невразумительности. Что значит “потребностные отношения к тексту как таковому на уровне его существования”? Или как понимать, что библиографические отношения – это “субъектно-субъектные соответствия” и при этом “взаимодействия диалога культур”?
Заканчивая знакомство с “когнитографической” концепцией библиографии, следует остановиться на еще одной важной и спорной проблеме. Речь идет о предложении В.А. Фокеева поменять в теории местами понятия “библиографическая информация” и “библиографическое знание”, т. е. передать от первого понятия второму функции исходного понятия общей теории библиографии и принципа отграничения библиографических явлений от небиблиографических (об этом принципе см. с. 77 – 78)
Это предложение вполне логично вытекает из когнитографической концепции библиографии, поскольку в ней “знанию” последовательно и вполне осознано отдается сущностный приоритет перед “информацией”.
Несомненно, что решение вопроса о соотношении понятий “библиографическая информация” и “ библиографическое знание” напрямую зависит от решения более общей проблемы соотношения категорий “информация ” и “знание ”. Конечно, решение этой философской по существу проблемы не входит в компетенцию библиографоведения. Задача библиографоведа – правильно выбрать из существующих точек зрения (а их в специальной литературе по философии и информатике более чем достаточно) ту, которая наиболее адекватна библиографическим реалиям и потому будет особенно продуктивно “работать” в библиографоведении.
Такая точка зрения существует. В принципе она очень проста и убедительна. Суть ее в том, что информация определяется как единственно возможная и доступная человеку форма (способ, средство) передачи и/или восприятия знаний в обществе. Более краткая форма определения предельно проста: информация – это передаваемое и/или воспринимаемое знание .
Нетрудно заметить, что такая трактовка очень непосредственно и продуктивно переносится в библиографоведение: если информация вообще – это передаваемое и/или воспринимаемое знание, то библиографическая информация – это передаваемое и/или воспринимаемое библиографическое знание.
Из сказанного следует, что в самом широком (философском) смысле понятия информация и знание соотносятся как форма и содержание.
Знание (в том числе библиографическое) как таковое (непередаваемое и невоспринимаемое) существует либо в мозгу человека, либо законсервировано в документных фондах в состоянии хранения. Как только это знание начинает тем или иным способом передаваться и/или восприниматься, оно становится информацией (в том числе и библиографической). Таким образом, у знания два основных состояния: покоя или хранения (знание в самом себе, непередаваемое, законсервированное) и движения или функционирования, т. е. передачи и восприятия (информационная форма знания).
В принципе одинаково важны оба состояния, поскольку одно невозможно без другого. Но в данном случае, главным образом благодаря когнитографической концепции, возникла проблема выбора: какое состояние знания – первое или второе – практически важнее, научно существеннее, исходно первоначальнее для библиографической науки и практики? Это коренной вопрос, от ответа на который фактически зависит будущее теоретического библиографоведения.
Заслуживают быть отмеченными концепции, предложенные в свое время видным Санкт-Петербургским ученым А.В. Соколовым и впоследствии почти забытые. Это фактографическая концепция библиографической информации и трактовка природы библиографии как области духовного производства .
Вряд ли можно согласиться с третьей по счету и последней по времени коммуникационной концепцией А.В. Соколова, в основе которой полный отказ от понятия информации (в том числе библиографической), как ничего не обозначающего в окружающей нас действительности. Предлагается в глобальном масштабе (в частности и в библиографоведении) заменить понятие “информация” понятием “коммуникация”, хотя совершенно очевидно, что эти понятия не тождественны по содержанию и потому одно не заменяет другое [более подробно об этой концепции см. 37, 60]. Перефразируя известный афоризм можно сказать, что всякая информация есть коммуникация, но не всякая коммуникация является информацией.
Заканчивая характеристику его состояния уместно подчеркнуть мысль, которая обычно ускользает от внимания многих библиографоведов. Все упомянутые и другие концепции согласно законам логики не противоречат друг другу, поскольку основываются на разных сторонах (признаках) библиографической реальности. Они вполне совместимы в рамках библиографии как целого.
Между тем, стало почти признаком хорошего тона, создавая очередную концепцию, подвергать критике документографическую. Хотя в действительности для этого, как правило, нет достаточных оснований. Если, скажем, внимательно присмотреться к культурологической или когнитографической концепции, то обнаружится, что в первой объект библиографирования – документарные ценности культуры, а во второй – документарное знание, т. е. в обоих случаях – документы. Но это значит, что и библиография культурологическая и библиография когнитографическая, одновременно и вместе со своей культурной и знаниевой включенностью, функционируют в системе документальных коммуникаций. Отсюда следует, что в данном отношении представители почти всех концепций вместе с тем и полноправные представители документографической концепции. Пожалуй, только концепция Н.А. Слядневой лишь наполовину документографическая.
Таким образом, главное не в том, что документографическая или любая другая концепция лучше или хуже других, а в том, каково их действительное соотношение, как и в чем они дополняют друг друга, и какое целое в совокупности образуют.
В одном из своих произведений Валерий Брюсов писал о мирах,... где пять материков, Искусства, знанья, войны, троны И сорока веков! "Память веков" человечества запечатлена на страницах книг. Сейчас существует много разных носителей информации и знаний, но книга продолжает играть среди них главенствующую роль. Как "управляться" с книжными богатствами? - этот вопрос волновал людей издавна. Составлялись сборники и хрестоматии лучших произведений и собрания сочинений. В Древней Руси, например, люди книжного дела еще с Х1 в. стали составлять и переписывать хрестоматии, названные красивым емким словом "изборники".
Уже в древнем мире библиотеки были столь обширны, что служители не могли запомнить все хранившиеся там папирусные свитки или глиняные таблички число их достигло многих тысяч. На помощь пришли описи библиотек, которые, постепенно совершенствуясь и развиваясь, превратились в современные карточные каталоги. Со временем к библиотечным каталогам добавились разнообразные по назначению, тематике, объему, форме списки, указатели, обзоры книг и статей. Все они обычно назывались библиографиями, а по современной терминологии это библиографические пособия.
"Библиография слово древнегреческого происхождения. Буквально оно означает "книгописание". Примерно в 5 веке до н.э.
в Греции "библиографами" стали называть людей, которые переписывали книги.
С крушением античного мира погибла и созданная им книжная культура, исчезло слово "библиография". Вспомнили его вскоре после изобретения книгопечатания, совпавшего по времени с наступлением эпохи Возрождения. Библиографами стали называть иногда типографов. И только в первой половине 17 века французские ученые Габриель Ноде и Луи Жакоб впервые использовали слово "библиография" в смысле: "список литературы". Затем оно приобрело и более широкий смысл: "книгоописание". В дальнейшем в ходе длительной исторической практики использование термина "библиография" он приобрел черты ярко выраженной многозначности. Можно выделить пять наиболее существенных и устойчивых его значений: 1) "библиография" как отдельный библиографический труд, Библиографический указатель литературы; 2) "библиография" как совокупность библиографических трудов, выделенных по какому либо признаку или библиография периодической печати; 3) "библиография" как наука, предмет и задачи которой в разное время и разными авторами формулировались по-разному; 4) "библиография" как область практической (или научно-практической) деятельности по подготовке различных источников библиографической информации и библиографическому обслуживанию потребителей информации; 5) "библиография" как наиболее широкое собирательное понятие, в объем которого входят все названные выше и любые другие библиографические явления.
Последние два определения преобладают в современной библиографической науке и практике.
В ходе исторического усложнения библиографической деятельности ее задачи и функции, организационные формы и методика становятся все более разнообразными и в пределах самой библиографической деятельности неизбежно начинается процесс разделения труда. Разграничиваются два основных процесса библиографической деятельности: библиографирование и библиографическое обслуживание.
В первых двух стандартах на библиографическую терминологию (ГОСТ 16418-70 и ГОСТ 7.0 -77) термин "библиография" был использован для обозначения практической библиографической деятельности.
В результате термины "библиография" и "библиографическая деятельность" оказались синонимами. Именно из-за этой тождественности понятий "библиография" и "библиографическая деятельность" второй термин был исключен из ГОСТ 7.0 - 77.
Между тем деятельный смысл гораздо лучше передается термином "библиографическая деятельность".
Ныне действующий ГОСТ 7.0 - 84 охватывает основную терминологию практической библиографической деятельности. сама библиографическая деятельность определена в нем как "область информационной деятельности по удовлетворению потребностей в библиографической информации".
В последние годы наблюдается стремление найти термину "библиография" логически оправданное место в системе библиографической терминологии. В этом значении "библиография" может быть определена как система различных видов деятельности (практической, научно-исследовательской, учебной, управленческой) , обеспечивающая функционирование библиографической информации в обществе.
Таким образом, термин "библиография", возглавляя и объединяя систему библиографической терминологии, не совпадает по смыслу ни с одним из элементов этой системы. В частности устраняется тождественность понятий "библиография" и "библиографическая деятельность".
ФОРМЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ. ДЕЛЕНИЕ БИБЛИОГРАФИЧЕСКОЙ ПРОДУКЦИИ ПО ФОРМАМ, ТИПАМ, ВИДАМ, ЖАНРАМ.
Формы существования библиографической информации разнообразны и конкретно-исторически обусловлены. Во всем этом разнообразии есть общее, состоящее, прежде всего в том, что элементарной ячейкой, из которой складывается любая библиографическая информация, является библиографическое сообщение.
Библиографическое сообщение формируется из библиографических сведений, т.е. данных о библиографируемом документе, которые извлекаются из самого документа или из других источников.
Библиографическое сведения лишь необходимый материал для формирования библиографического сообщения.
Библиографическое сообщение представляет собой состоящее из библиографических сведений целостное структурное образование, являющееся минимальным, далее неделимым элементом библиографической информации.
Библиографические сведения могут передаваться в устной и документально зафиксированной форме.
Устное библиографическое сообщение широко применяется в библиотечно-библиографической практике при выдаче устных библиографических справок, в ходе библиографического информирования читателей, при проведении устных библиографических обзоров и консультаций и т.п.
Библиографическое сообщение, зафиксированное в документальной форме, называется библиографической записью.
Минимально необходимой частью библиографической записи является библиографическое описание документа.
Библиографическое описание, будучи минимально необходимым элементом библиографической записи, т.е. документально фиксированного библиографического сообщения, является соответственно обязательным и минимально необходимым элементом любой документально зафиксированной библиографической информации.
Библиографическая запись выступает в качестве элемента библиографического пособия - главного способа существования и основного средства распространения и использования документально фиксированной библиографической информации. Библиографическое пособие - это упорядоченное множество библиографических записей, объединенных единством замысла, назначения, формы и (или) содержания заключенной в пособии библиографической информации.
Понятие "библиографическое пособие" охватывает очень широкий диапазон документально фиксированных способов существования библиографической информации. Любая библиографическая информация, зафиксированная в некоторой законченной документальной форме является библиографическим пособием.
В теории библиографии применительно к библиографическим пособиям используются следующие основные классификационные категории: форма, тип, жанр, вид.
Различают следующие основные формы библиографических пособий: библиографические издания - непериодические, периодические и продолжающиеся; несамостоятельные издательские формы (внутрикнижные, внутрижурнальные, внутригазетные, прикнижные, пристатейные библиографические материалы) ; - карточные формы (картотеки) ; - механизированные и автоматизированные библиографические (документографические) ИПС, в том числе реализованные на базе ЭВМ; Основными типами библиографических пособий принято считать указатель, список и обзор литературы.
Библиографический указатель - это библиографическое пособие, имеющее сложную структуру и снабженное вспомогательным аппаратом.
Библиографический список - это библиографическое пособие постой структуры без вспомогательного аппарата.
Библиографический обзор - это библиографическое пособие, представляющее собой связное повествование о документах объектах библиографирования.
Особыми типами библиографических материалов являются указатели к изданиям и вспомогательные указатели к библиографическим пособиям.
1. Теоретическая модель библиографии
Теория есть мысленное воспроизведение какого-либо объекта (в данном случае - библиографической информации) и, главное, объяснение его. Научное знание опирается на теорию. Теории библиографии посвящены десятки книг и сотни статей. Познание библиографии исходно начинается с рассмотрения и понимания её теоретической модели. Последнюю образуют изложение сущности библиографии и её понятийного аппарата, характеристика библиографической информации как ядра библиографии, её свойств, форм существования и функций, основными видами библиографической информации, объяснение системных связей библиографии и её роли в современном мире.
Самые ранние элементы библиографической информации в форме упоминаний древних книг (эпических поэм и песен о Гильгамеше и др.) обнаружены учеными в текстах глиняных табличек, написанных в середине II тысячелетия до н.э. и, позднее, на Древнем Востоке. Эти элементы можно назвать протобиблиографическими (от греч. «protos» первый, первичный). Слово «библиография» пришло в европейские языки именно из Древней Греции. В документах V в. до н.э. библиографами называли переписчиков книг. С начала XVII в. в течение более трех последующих веков оно употребляется в значении не «книгописание», то есть переписывание книг; а в другом - «книгоописание». В России в XVIII в. оно было заимствовано из французского языка калькой слова «bibliographie».
Словом «библиография» прежде именовали любой перечень книг, журналов, статей и других документов. Однако по мере расширения состава объектов библиографического отражения (помимо книг ими становились журналы, газеты, статьи и другие документы), развития библиографической деятельности дальнейшая эволюция представлений о библиографии привела к тому, что количество трактовок ее сущности умножалось. По подсчету А.И. Барсука, число определений библиографии приближалось к 400 . Само слово «библиография» в середине XX в. употреблялось, как установил И.И. Решетинский в десяти значениях. Основными из них был и четыре: «книгоописание и наука о нем», «перечень книг, журналов, статей и других произведений печати», составляющих научную, художественную и другие виды литературы (XIX-XX вв.), «область научной и практической деятельности» (предложил Л.Н. Троповский в 1936 г.), «вспомогательная дисциплина» (М.А. Брискман - с. 9 учебника «Общая библиография» 1957 г.). Достоинством двух последних определений является стремление установить родовидовые отношения библиографии. Иными словами, уяснила, не только сущность библиографии, но и определить, к какому социальному явлению она относится.
И в последующем ученые стремились установить родовидовые отношения библиографии. Ее именовали областью «культуры» (Б.Я. Бухштаб - 1961 г.), «практической деятельности» (И.И. Решетинский - 1969 г.), «книжного дела» (А.И. Барсук - 1975 г.), «познавательной инфраструктурой книжной коммуникации» (А.В. Соколов - 2001 г.). В разных источниках библиографию именовали также «научно-практической и деятельностью» (ГОСТ 7.0-77), либо относили к инфраструктуре системы социальных коммуникаций» (Терминологический словарь по библиотечному делу и смежным отраслям знания. - 1995 г.), «системе социальных коммуниканий» (Библиотечное дело: Терминол.слов. - 1997 г.). М.Г. Вохрышева трактует библиографию как систему, упорядочивающую «пространство информации и знания .
Эти утверждения справедливы постольку, поскольку по своей природе библиография входит в состав культуры, экономики, просвещения, науки, социальных коммуникаций и тем более «пространства информации и знаний», где создаются, перемещаются и используются документы. Но они не раскрывают ее специфику в целом. Последнюю воплощает ее главный компонент - библиографическая информация. В самом общем толковании библиографическая информация представляет собою информацию о документах, в основном отчужденную от них. Опираясь на данную трактовку. О.П. Коршунов предложил определять библиографию в самом широком значении - как систему видов деятельности, охватывающих все библиографические явления и обеспечивающих функционирование библиографической информации .
Таким образом, современное научное представление о библиографии основано на трактовке ее сущности, понятии «библиографическая информация» и отнесении ее к информационной сфере общества, именуемой в действующем ГОСТе 7.0-99 Библиотечно-информационная деятельность , библиография «информационной инфраструктурой». Информационную инфраструктуру данный ГОСТ определяет как совокупность информационных центров, банков данных и знаний, систем связи, обеспечивающую доступ потребителей к информационным ресурсам (термин 3.1.34). Следует уточнить, что понятие «инфраструктура» обозначает вспомогательную по отношению к любой области социальной деятельности подсистему, обеспечивающую функционирование области деятельности. С этой точки зрения информационная инфраструктура - это социальная система, организующая подготовку и функционирование социальной информации, а библиография - ее подсистема, у которой имеется своя инфраструктура.
Можно считать общепризнанной информационную природу библиографии. Поэтому, исходя из вышесказанного, предлагается следующее определение: Библиография - это социальная информационная система, обеспечивающая подготовку и функционирование библиографической информации.
Библиография в период Возрождения (конец XVI–середина XVIII в.в.)
Ещё в V веке католическая церковь начала составлять списки запрещенных книг, такие списки позднее составлялись на территориях стран с православным вероисповеданием. Как я уже говорила, в 1559 году в Риме был создан первый...
Всемирная история библиографии
библиография книгособирательский алфавитный...
Для понимания сущности библиографии, причин ее возникновения и перспектив будущего развития важно вернуться к ее истокам. Слово "библиография" древнегреческого происхождения. Буквально оно означает "книгописание" ("библион" - книга...
История возникновения и развития библиографии
библиография информация знание коммуникационный Общественные функции библиографии, многообразие их наименований. Мы отмечали, что библиография - это социальный институт...
История возникновения и развития библиографии
1. Соответствие библиографии экономическим и социально-культурным условиям общества. 2. Библиография не утрачивает ничего ценного, достигнутого за годы своего развития. 3...
Культурологические концепции второй половины XIX и XX веков
Нидерландский культуролог и историк Й. Хейзинга (1872-1945) представлял культуру посредством игры. В работах "Осень Средневековья" (1919), "Человек играющий" (1938)...
Ментальность советской политической культуры
Прежде чем приступить непосредственно к изучению политической ментальности, необходимо выяснить, что же означают сами понятия «ментальность» и «менталитет»...
Методические традиции и новаторство Г.Н. Геннади и С.А. Венгерова в составлении библиографических словарей
Натюрморт как жанр живописи
Рассматривая жанр натюрморта, можно заметить, что он отличается своеобразными принципами. Натюрморт становится произведением искусства, если художник видит его сюжет, особенности композиции формы, цветовую гамму...
Сад камней
"right">Камни учили меня молчанию. "right">Камни учили меня терпению. "right">Камни учили меня спокойствию. "right">Камни учили меня созерцанию. "right">Камни учили меня бесконечности мироздания...
Составление аннотированного библиографического списка литературы: серии книг об искусстве издательства "АРТ-РОДНИК"
Культурно-исторически понятие «библиография» возникает на определенном этапе становления информационной деятельности, когда осознается необходимость в целенаправленном развитии этой важнейшей сферы общественной деятельности...
Сущность и функции музея
Результатом проведенной работы должен быть контент сайта по заданной предметной рубрики. Для достижения данной цели были проанализированы контенты сайтов. На основании данных...