Ранее журналистке сожгли машину возле ее дома
Юлия Латынина и ее родители находятся за границей. Возвращаться назад в скором будущем журналистка не планирует. Такое решение Латынина приняла из-за непрекращающихся угроз. Журналистка рассказала, что испытывает страх за свою безопасность. По этим же причинам она не стала уточнять, в какой стране сейчас находится.
Страну покинула известная журналистка Юлия Латынина и возвращаться она не собирается. Такое заявление она сама сделала в эфире «Эха Москвы ». Латынина пояснила слушателям, что передачу она ведет с помощью «скайпа», так как находится за пределами страны. Она также добавила, что вместе с ней Россию покинули ее родители.
«Я нахожусь по «скайпу» за границей, мои родители тоже за границей. И вряд ли я собираюсь в ближайшее время в Россию», - заявила Юлия Латынина.
Обозреватель «Новой газеты» объяснила радиослушателям, что решение приняла после недавнего поджога ее машины неизвестными. Сейчас ей «довольно страшно», так как «люди, которые это сделали, были готовы к человеческим жертвам».
Годом ранее неизвестные напали на Латынину в центре российской столицы и облили ее фекалиями.
В июле этого года дом журналистки облили жидкостью с резким запахом. После чего в находящемся в Нью-Йорке Комитете защиты журналистов призвали российские власти обеспечить безопасность обозревателя «Новой газеты» Юлии Латыниной.
Однако после этого возле дома журналистки была сожжена ее машина. Московская полиция пообещала провести проверку по данному факту.
Днем ранее Юлия Латынина стала лауреатом журналистской премии «Камертон» имени Анны Политковской.
Самое интересное за день в «МК» - в одной вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в .
ИА SakhaNews. Обозреватель "Новой газеты" Юлия Латынина вместе с родителями покинула Россию и не собирается возвращаться на родину как минимум в ближайшее время. Об этом она сообщила в эфире радиостанции "Эхо Москвы" .
Как отметила сама журналистка, Россию она покинула после того, как неизвестные подожгли ее автомобиль. Это произошло третьего сентября рядом с ее домом в Переделкине.
«Мне жалко не машину, мне довольно страшно, я всегда была «хиханьки и хаханьки», а мне страшно, что люди, которые это сделали, были готовы к человеческим жертвам, потому что мог взорваться бензобак. Когда мой дом облили «пахучей жидкостью», я публично обратилась к тем, кто это сделал, и просила хотя бы не трогать родителей», - рассказала Латынина.
В конце июля 2017 года на дом, в котором проживает Юлия Латынина с семьей, ночью было совершено еще одно нападение. По словам Латыниной, здание было опрыскано едким газом неизвестного состава. Отмечается, что в результате произошедшего пострадали восемь человек, среди которых оказались четверо пожилых людей, а также двое детей, пишет «Газета.Ру» .
Справка:
В 1988 году окончила Литературный институт им.А.М.Горького. В 1992 году в Институте мировой литературы имени А.М.Горького защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук по теме «Литературные истоки антиутопического жанра» (специальность - литература стран Западной Европы, Америки и Австралии). В ряде источников указывается, что она окончила аспирантуру Института славяноведения и балканистики РАН.
С 1990 года публикуется как прозаик. Она одинаково выступает как в жанре остросюжетной детективно-приключенческой прозы на российском материале, так и в фантастике. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Знание - сила», «Век XX и мир», Грани.
В 1994-2000 годах состояла в партии «Демократический выбор России».
С 1995 года состоит в Союзе писателей Москвы.
В 1995 году повесть Латыниной «Проповедник» стала финалистом премии «Странник». В 2000 году финалистом той же премии стала «Повесть о государыне Кассии».
В 1995 году роман «Клеарх и Гераклея» стал номинатом премии «Русский Букер».
В 1995-1997 годах была экономическим обозревателем в газетах «Сегодня» и «Известия».
В 1997-1998 гг. была экономическим обозревателем в газете «Эксперт».
В 1999 году «Русский биографический институт» удостоил Латынину звания «Человек года» «за успехи в экономической журналистике».
В 1999 году - лауреат премии «Мраморный фавн» за романы цикла «Вейская империя».
В 1999-2000 гг. была экономическим обозревателем в ежемесячнике «Совершенно секретно».
В 2000 году стала финалистом «Семигранной гайки» - Международной премии в области фантастической литературы имени Аркадия и Бориса Стругацких за роман «Инсайдер».
В 2000-2001 годах работала корреспондентом, а затем автором передачи «Рублевая зона» на канале НТВ.
С 2001 года является сотрудником «Новой газеты».
В 2001-2002 годах была соведущей программы «Другое время» на канале ОРТ.
В 2003-2004 гг. была экономическим обозревателем в «Еженедельном журнале».
В 2004 году стала одним из учредителей «Комитета 2008».
С 2005 года является колумнистом электронного издания «Ежедневный журнал».
С 2006 года является колумнистом "Газета.ру".
В 2006 году романы «Ниязбек» и «Земля войны» из кавказского цикла номинировались на премии «Русский Букер» и «Национальный бестселлер» соответственно.
В 2006 - 2007 годах была экономическим обозревателем в газете «Коммерсантъ».
17 ноября 2007 года на Сицилии Латыниной вручили международную журналистскую премию им. Марии Грации Кутули - итальянской журналистки, убитой в Афганистане.
8 декабря 2008 года была удостоена премии «Защитник свободы», учрежденной госдепартаментом США. Премию Латыниной вручала лично госсекретарь США.
Об этом сообщила она сама в воскресенье на сайте радиостанции «Эха Москвы». «Я не в России, родители не в России. В ближайшее время, видимо, в России мы не будем», – рассказала Латынина, обозреватель «Эха» и другого рупора российских либералов – «Новой газеты». Причиной отъезда, по ее словам, стал факт поджога неизвестными ее старого автомобиля возле загородного дома журналистки в Переделкине. Нагнетая ситуацию, Латынина заявила, будто ей «довольно страшно», поскольку люди, которые это сделали, были, по ее словам, «готовы к человеческим жертвам».
Впрочем, самое любопытное в этой душераздирающей истории «покушения», как называют сейчас случившееся либеральные СМИ, что ее автомобиль загорелся в тот момент, когда сама Латынина уже находилась за границей, в чем она сама призналась. Так каким же образом речь может идти о «покушении»?! Слышали ли вы когда-нибудь о «покушении» на расстоянии? Мало того, стало известно, что ее родители, жившие в доме, уверены, что машина загорелась сама.
А ведь Латынина уже не в первый раз заявляет о «покушении» на ее жизнь. До странной истории с «поджогом» она ранее пожаловалась, что ее дом облили какой-то жидкостью тоже «с целью покушения». Однако, как сообщило агентство «Интерфакс», в столичном главке МВД рассказали, что едкая пахучая жидкость, которой кто-то облил ее дом, нисколько не опасна для здоровья. В настоящее время правоохранительные органы продолжают проверку инцидента.
История эта столь нелепа, что на вопрос, кто же мог быть причастен к случившемуся, сама Латынина ничего не ответила, но призналась, что с государством это не связано.
«Если бы это было государство, мне бы не давали премии», – пояснила она. И действительно накануне Юлия Латынина и корреспондент ВГТРК Евгений Поддубный стали лауреатами российской премии «Камертон» имени Анны Политковской, которую ежегодно вручает Союз журналистов России (СЖР).
Между тем как только в сеть была вброшена информация о «поджоге», либералы подняли истошный крик, заявляя о «покушении» и требуя от властей «немедленно принять меры». Правоохранительные органы делают свое дело, однако никаких свидетельств того, что речь идет о «нападении», и «угрозе жизни» для скрывшейся за границей Латыниной не было и нет.
Характерна в этой связи реакции на случившиеся в сети, в том числе аудитории посетителей самого «Эха Москвы», которая восприняла жалобы Латыниной с изрядной долей иронии и сарказма. Вот всего лишь несколько комментариев с сайта радиостанции:
1) «Валить или не валить?»….
2) «Пора валить!»
Хочется предложить, тем, кому ненавистна жизнь в России, не мучиться, не издеваться над собой, а сменить лозунг №1 на №2.
– Давно пора. Зачем рисковать здоровьем?
– Это её выбор. Надеюсь, что правильный. Очень странно было поливать грязью страну и одновременно жить в ней.
– Латынина покинула Россию. Счастье-то какое! Надеюсь, что она отправилась на ПМЖ туда, где получала премию за отъявленное русофобство, – иронизирует другой пользователь в сети, помещая фотографию, на которой изображена Латынина, получающая премию в США из рук Кондолизы Райс.
Напомним, Латынина известна тем, что постоянно публикует в либеральных СМИ яростные статьи, полные ненависти и презрения к России, за что ее даже прозвали «фурией либеральной журналистики». Вот, например, как в «Новой газете» Латынина в рамках дискуссии «Код доступа» рассуждала о событиях на Украине. Дело происходило в самый разгар карательной операции киевской солдатни против мирных жителей Новороссии, когда они беспощадно обстреливали города, убивая женщин, стариков, детей. Ополченцы мужественно защищались, но Латынина, задыхаясь от злобы, уверяла, что эти зашитники Донбасса – каратели, что они умеют только «сажать людей в подвалы, отжимать бизнес, кидать гранаты в окна частных домов, там, обдавать пьяными очередями людей в супермаркетах, стрелять из самого большого имеющегося в их распоряжении калибра по мирным домам», – обвиняла она героев, защищавших свою землю.
Освещая события времен нападения Грузии на Южную Осетию, Латынина открыто встала на сторону Саакашвили и США, за что даже президент Владимир Путин жестко осудил радиостанцию «Эхо Москвы», где она тиражировали свои комментарии на эту тему. А осетинские СМИ, обвинили её в «осетинофобии», в распространении заведомо ложных сведений и предвзятости, основанной на крайней проамериканской, антиосетинской и антироссийской ангажированности; в необоснованных обвинениях абхазов и осетин. По мнению осетинских СМИ, Латынина изображала осетинский народ, как агрессивный, отсталый, как неуправляемое общество, где нет мирного населения, а все – преступники, приравнивая осетин к террористам. Общенациональная газета Ингушетии «Сердало» опубликовала письмо, подписанное депутатами Народного Собрания республики, где Латынина обвинялась «в безответственности и вседозволенности, непрофессионализме и несоблюдении этических норм». С точки зрения депутатов, Латынина занималась пропагандой межнациональной розни и вражды, а её радиопередачи носили «заказной, провокационный и клеветнический характер».
В октябре 2010 года представители российского мусульманского сообщества обвинили Латынину в исламофобии и разжигании межконфессиональной розни.
По их утверждениям, она делает это в явно оскорбительной манере с подтасовкой фактов.
Но особенно яростно сбежавшая Латынина ненавидит русских. Вот всего лишь несколько «перлов» из одной только ее книги «Земля войны»: «Русские глупы и самонадеянны…»; «…русские – бараны…»; «…русские офицеры без спиртного не смогут…»; «Русские заставили чеченцев воевать против чеченцев, русские заставили чеченцев продавать других чеченцев…»; «…ад был гораздо лучше, чем русские…»…и т.д. и т.п.
Россия, русский язык, само сочетание слов «Великая Россия» ей просто ненавистны, и Латынина сама в этом открыто признается. В статье «Почему я перестала читать на русском», опубликованной в «Новой газете», она пишет: «Когда я захожу в российский книжный магазин, я вижу четыреста тридцать пять разновидностей дерьма на тему: «Почему Россия самая великая», а вокруг нее пиндосы, чурки и гейропа всякая… Я обнаружила, что я перестала читать на русском».
А выступая в Таллине, Латынина прямо назвала живущих там русских «быдлом» и заявила, что эстонские власти совершенно правильно сделали, лишив русскоязычное население права голоса.
Еще в 2014 году Роскомнадзор вынес «Новой газете» письменное предупреждение о недопустимости размещения на страницах СМИ материалов экстремистского характера в связи со статьей Латыниной «Если мы не Запад, то кто мы?». В ней она утверждала, что «исконно русской» культуры вообще не существует, общество в России «стремительно фашизируется», а «исконно русское – это пить, рубить головы и брать взятки». Однако никаких выводов из предупреждения, она не сделала.
Русофобскую прыть Латыниной уже давно оценили на Западе. Она получила премии имени Голды Меир, Ассоциации русскоязычных писателей Израиля, премию имени Герда Буцериуса «Молодая пресса Восточной Европы». Была удостоена также премии «Защитник свободы», учреждённой госдепартаментом США, которую ей вручила, как мы уже писали выше, лично госсекретарь США Кондолизы Райс.
Ну, а российские коллеги-либералы от Латыниной просто в восторге. Записной русофоб Дмитрий Быков, например, назвал ее «журналистом номер 1 в современной России». А по мнению Татьяны Москвиной, «Латынина - несостоявшаяся Кондолиза Райс, излагающая свои идеи в литературной форме».
И тут – вот что удивительно, несмотря на явное нарушение Латыниной закона о запрете разжигания в СМИ межнациональной розни, постоянной лжи и русофобских оскорблений журналистки, власти к ней удивительно снисходительны, никакого наказания в соответствии с законодательством она не понесла. Наоборот, ей даже присудили на днях премию Союза журналистов России. Другими словами, в связи с тем, что никаких подтверждений о «покушении», кроме ее собственных заявлений нет, то возникает вполне обоснованное подозрение, а не устроила ли она все это сама? Чтобы набрать очки у своих западных спонсоров перед тем, как упорхнуть на вожделенный Запад. В расчете на то, что «жертву путинского режима» начнут жалеть и ей удастся заполучить за кордоном «теплое местечко».
Ведь так поступает не только она.
Изображение из себя «жертвы» сегодня – излюбленная тактика либералов, готовящихся, нашкодив в России, «сделать ноги».
Так, например, сделал отставной олигарх Михаил Ходорковский, признанный виновным в махинациях, но упорно изображающий из себя «жертву политического преследования».
А получивший сейчас убежище во Франции «акционист» Петр Павленский поджег даже не свою машину, а дверь здания ФСБ, став потом заявлять, что его преследуют за «художественную акцию». Так делают практически все бегущие на столь желанный им Запад российские либералы. Кушать хочется, а за просто так, как они хорошо понимают, никто кормить их там не будет. Вот и приходится изо всех сил тужиться, выдумывать «преследования», «покушения», организовывать провокации, словом, «изображать жертву».
Любопытно, что один из фильмов режиссера Серебренникова так и назывался «Изображая жертву». Словно вспомнив о нем, он, заподозренный в банальном воровстве государственных денег, тоже усиленно изображает сейчас из себя «жертву политического преследования». Но Серебренников, наверное, забыл, что в последних сценах его собственного кино, герой фильма, изображавший жертву в ходе следственных экспериментов, сам оказывается потом в роли обвиняемого, и в очередном своём сне тонет в море с отцом, что символизирует, якобы, неоправданные ожидания.
Нас постигла очередная невосполнимая потеря. Журналистка, скандалистка, правдорубка и прочая и прочая, Юлия Латынина вслед за остальными таки тоже покинула Россию и в ближайшее время не планирует возвращаться назад. Категорически. Но непонятно, то ли это позиция, то ли девушка заблудилась.
Эту трагическую новость она сообщила миру незамедлительно, в субботу, 9 сентября, в эфире своей программы «Код доступа» на радиостанции «Эхо Москвы».
«Я нахожусь по «Скайпу» за границей, мои родители тоже за границей. И вряд ли я собираюсь в ближайшее время в Россию», - сказала Латынина.
Интересно, а не по «Скайпу» где находится Юля? Или она путает «Скайп» с системами навигации? Впрочем, путать все и всех просто в крови у Латыниной. Зато интересен повод. Думаете, несогласие с политикой государства? Оппозиционные воззрения? Нет. Фекалии и поджог ее машины.
«Мне жалко не машину, мне довольно страшно, я всегда была «хиханьки и хаханьки», а мне страшно, что люди, которые это сделали, были готовы к человеческим жертвам, потому что мог взорваться бензобак. Когда мой дом облили «пахучей жидкостью», я публично обратилась к тем, кто это сделал, и просила хотя бы не трогать родителей», - рассказала Латынина.
Машину Латынина, конечно, купит новую. Или, скорее всего, спонсоры подарят. Поэтому и не жалко. А вот с фекалиями все серьезнее, потому что их много. Как уже упоминалось, в середине июля 2017 года неизвестные облили фекалиями дом журналистки в подмосковном поселке Переделкино. А до этого, в августе 2016 года, двое неизвестных напали на Латынину в центре Москвы и облили, что примечательно, опять фекалиями. Фекалии тут, фекалии здесь… В глазах рябит. Но я Латынину понимаю. Жить в чужой языковой среде - невыносимо.
«Вот, я не испытываю иллюзий по поводу русского языка. Если честно, я считаю кириллицу национальной катастрофой, и вообще я читаю больше книг на английском, чем на русском», - признается Латынина.
Это забавно, учитывая, что немало книг она написала именно на русском. Но читает на английском. Хотя не хочется вообще говорить про Латынину как оппозиционера. Это уже банально и даже частично неприлично. Поговорим о ней как о журналисте и публицистке. Это гораздо интереснее.
Широта познаний и эрудированность Латыниной поражает. Она знает все обо всем, но, как бы это помягче, в собственной трактовке. Учитывая, что Латынина не столько журналист, сколько писатель фэнтези, то и живет она в своем фэнтезийном мире. Не на планете Земля. Так что покинула Россию и уехала Юля в свой выдуманный мир уже давно. Например, вот она упрекает Католическую церковь.
«Да, это сейчас Рим извиняется за сожженного Коперника и признает свободу совести - когда церковь ослабела», - поясняет нам, сирым, Юля.
Не буду спорить про слабость католической веры - я сам атеист, - а вот пассаж про Коперника интересен. Несомненно, Латынина искренне уверена, что Рим сделал с Коперником что-то нехорошее. Может быть, даже сжег. Но интересно, за что и когда? Посмотрим.
Немного занимательного. Родился Николай Коперник в польском городе Торуне 19 февраля 1473 года. По национальности наполовину немец (по матери), наполовину поляк (по отцу). В 1491 году он поступил в Краковский университет, где с одинаковым усердием изучал математику, медицину и богословие, но особенно его привлекала астрономия.
Однако по окончанию университета в 1494 году Коперник, несмотря на любовь к точным наукам, никакого ученого звания не получил. Тогда семейный совет решил, что ему предстоит духовная карьера. Веским доводом в пользу такого выбора было то, что дядя-покровитель как раз был возведен в сан епископа.
Для продолжения образования в 1497 году Коперник уехал в Италию, где поступил в Болонский университет. Там помимо богословия, права и древних языков, он занимался астрономией под руководством известного астронома Доменико Новары .
Затем был Падуанский университет и преподавание в Краковском. В 1512 году умер дядя-епископ. Коперник переехал во Фромборк, маленький городок на берегу Вислинского залива, где все это время числился каноником, и приступил к своим духовным обязанностям.
На протяжении этих лет он беспрерывно занимался наукой и стал одним из самых известных астрономов Европы. Среди его единомышленников и друзей был Тидеман Гизе , епископ Кульмский, а Папа Лев X в 1514 году пригласил Коперника принять участие в подготовке календарной реформы. Однако Коперник, которого увлекала лишь чистая астрономия, вежливо отказался.
Скончался Коперник 24 мая 1543 года в возрасте 70 лет от инсульта. От инсульта, в почтенном возрасте. Ни одно полено не пострадало от огня.
За что Риму извиняться перед Коперником? И ежу (который, и это почти цитата, по мнению Латыниной, бесится больше всего в бутылке) понятно, что Юля банально перепутала Николая Коперника с Джордано Бруно . С не меньшим блеском Латынина разбирается в технике и оружии. Вот она открывает секрет победы моджахедов над Советской армией в Афганистане.
«Техника, с помощью которой вертолеты были сбиты, была весьма специфической: выстрел из гранатомета по правому заднему двигателю», - рассказывает военный секрет Латынина.
Мне лично непонятно, где именно находятся у вертолета задние двигатели? Там же, где у человека задние ноги? Исходя из того, что я видел, и чему меня учили в Харьковском авиационном институте, у вертолета всего два двигателя, и расположены они горизонтальной парой. Какой из них задний?
А если бы они располагались последовательно, друг за другом, то какой из них был бы правым? Но они располагаются по бортам машины, симметрично. Может быть, Латынина знает о каких-то секретных двигателях, про которые и сами летчики не знают?
И почему именно по правому? Что такого в правом двигателе, что он отличается от левого? Ну, а про возможность попасть из гранатомета по вертолету хоть куда-нибудь я промолчу. Невозможно попасть. Разве что с 50 метров, и если вертолет будет на земле, и то не факт. Но все-таки: почему правый?
Понятно, что девушка сочиняет на ходу (что для писателя в жанре фэнтези естественно, как дышать). И вот такого человека мы потеряли. Это несчастье. Это горе. Поэтому, чтобы вы не отчаивались, в конце мне хочется процитировать классику: «Не бойся, малыш, она обязательно вернется. Обязательно. Ты только жди». Но именно это-то и пугает.
Бал у нас ассоциируется только с праздником. На самом деле он обладал сложной структурой — танцев, разговоров, обычаев.
Бал противопоставлялся повседневной жизни, службе и, с другой стороны, военному параду. А самом балу противопоставлялись иные способы провести время — например, попойки и маскарады. Обо всём этом — в книге известного культуролога.
Редактировать текст известной монографии нам, конечно, было не с руки. Но подзаголовки (из лотмановского же текста) для удобства чтения с экрана мы себе сделать позволили. И замечания редактора добавили.
Часть вторая
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет…
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры*;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры.
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шопот модных жен.
(«Евгений Онегин», глава 1, XXVII-XXVIII)
Примеч. Пушкина: «Неточность. - На балах кавалергардские офицеры являются так же, как и прочие гости, в виц мундире, в башмаках. Замечание основательное, но в шпорах есть нечто поэтическое. Ссылаюсь на мнение А. И.В.» (VI, 528).
Танцы были важным структурным элементом дворянского быта. Их роль существенно отличалась как от функции танцев в народном быту того времени, так и от современной.
В жизни русского столичного дворянина XVIII - начала XIX века время разделялось на две половины: пребывание дома было посвящено семейным и хозяйственным заботам, здесь дворянин выступал как частное лицо; другую половину занимала служба - военная или статская, в которой дворянин выступал как верноподданный, служа государю и государству, как представитель дворянства перед лицом других сословий.
Противопоставление этих двух форм поведения снималось в венчающем день «собрании» - на балу или званом вечере. Здесь реализовывалась общественная жизнь дворянина: он не был ни частное лицо в частном быту, ни служивый человек на государственной службе он был дворянин в дворянском собрании, человек своего сословия среди своих.
Таким образом, бал оказывался, с одной стороны, сферой, противоположной службе - областью непринужденного общения, светского отдыха, местом, где границы служебной иерархии ослаблялись.
Присутствие дам, танцы, нормы светского общения вводили внеслужебные ценностные критерии, и юный поручик, ловко танцующий и умеющий смешить дам, мог почувствовать себя выше стареющего, побывавшего в сражениях полковника.
(Примечание редактора: Вот, ничегошеньки не изменилось в танцах с тех пор).
С другой стороны, бал был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта. В этом смысле светская жизнь получала ценность общественного дела.
Характерен ответ Екатерины II на вопрос Фонвизина: «Отчего у нас не стыдно не делать ничего?» - «…в обществе жить не есть не делать ничего».
Ассамблея. Автор мероприятию сильно польстил. И интерьеры поначалу были попроще, и дамы с кавалерами, вынутые из кафтанов да сарафанов в мундиры (ладно, немецкий кафтан — это почти мундир) и корсеты с декольте (а вот это — ужас) вели себя поскованнее. Петровские документы по бальному этикету весьма доходчиво писаны — просто удовольствие читать.
Со времени петровских ассамблей остро встал вопрос и об организационных формах светской жизни.
Формы отдыха, общения молодежи, календарного ритуала, бывшие в основном общими и для народной, и для боярско-дворянской среды, должны были уступить место специфически дворянской структуре быта.
Внутренняя организация бала делалась задачей исключительной культурной важности, так как была призвана дать формы общению «кавалеров» и «дам», определить тип социального поведения внутри дворянской культуры. Это повлекло за собой ритуализацию бала, создание строгой последовательности частей, выделение устойчивых и обязательных элементов.
Возникала грамматика бала, а сам он складывался в некоторое целостное театрализованное представление, в котором каждому элементу (от входа в залу до разъезда) соответствовали типовые эмоции, фиксированные значения, стили поведения.
Однако строгий ритуал, приближавший бал к параду, делал тем более значимыми возможные отступления, «бальные вольности», которые композиционно возрастали к его финалу, строя бал как борение «порядка» и «свободы».
Основным элементом бала как общественно-эстетического действа были танцы.
Они служили организующим стержнем вечера, задавали тип и стиль беседы. «Мазурочная болтовня» требовала поверхностных, неглубоких тем, но также занимательности и остроты разговора, способности к быстрому эпиграмматическому ответу.
Бальный разговор был далек от той игры интеллектуальных сил, «увлекательного разговора высшей образованности» (Пушкин, VIII (1), 151), который культивировался в литературных салонах Парижа в XVIII столетии и на отсутствие которого в России жаловался Пушкин. Тем не менее он имел свою прелесть - оживленность, свободу и непринужденность беседы между мужчиной и женщиной, которые оказывались одновременно и в центре шумного празднества, и в невозможной в других обстоятельствах близости («Верней нет места для признаний…» - 1, XXIX).
Обучение танцам начиналось рано - с пяти-шести лет.
Так, например, Пушкин начал учиться танцам уже в 1808 году. До лета 1811 года он с сестрой посещал танцевальные вечера у Трубецких, Бутурлиных и Сушковых, а по четвергам - детские балы у московского танцмейстера Йогеля.
Балы у Йогеля описаны в воспоминаниях балетмейстера А. П. Глушковского. Раннее обучение танцам было мучительным и напоминало жесткую тренировку спортсмена или обучение рекрута усердным фельдфебелем.
Составитель «Правил», изданных в 1825 году, Л. Петровский, сам опытный танцмейстер, так описывает некоторые приемы первоначального обучения, осуждая при этом не саму методу, а лишь ее слишком жесткое применение:
«Учитель должен обращать внимание на то, чтобы учащиеся от сильного напряжения не потерпели в здоровье. Некто рассказывал мне, что учитель его почитал непременным правилом, чтобы ученик, несмотря на природную неспособность, держал ноги вбок, подобно ему, в параллельной линии.
Как ученик имел 22 года, рост довольно порядочный и ноги немалые, притом неисправные; то учитель, не могши сам ничего сделать, почел за долг употребить четырех человек, из коих два выворачивали ноги, а два держали колена. Сколько сей ни кричал, те лишь смеялись и о боли слышать не хотели - пока наконец не треснуло в ноге, и тогда мучители оставили его.
Я почел за долг рассказать сей случай для предостережения других. Неизвестно, кто выдумал станки для ног; и станки на винтах для ног, колен и спины: изобретение очень хорошее! Однако и оно может сделаться небезвредным от лишнего напряжения».
Длительная тренировка придавала молодому человеку не только ловкость во время танцев, но и уверенность в движениях, свободу и непринужденность в постановке фигуры, что определенным образом. влияло и на психический строй человека: в условном мире светского общения он чувствовал себя уверенно и свободно, как опытный актер на сцене. Изящество, сказывающееся в точности движений, являлось признаком хорошего воспитания.
Л. Н. Толстой, описывая в романе «Декабристы» (Примечание редактора: неоконченный роман Толстого, над которым он работал в 1860-1861 годах и от которого перешёл к написанию романа «Война и мир») вернувшуюся из Сибири жену декабриста, подчеркивает, что, несмотря на долгие годы, проведенные ею в тяжелейших условиях добровольного изгнания,
«нельзя было себе представить ее иначе, как окруженную почтением и всеми удобствами жизни. Чтоб она когда-нибудь была голодна и ела бы жадно, или чтобы на ней было грязное белье, или чтобы она спотыкнулась, или забыла бы высморкаться - этого не могло с ней случиться. Это было физически невозможно.
Отчего это так было - не знаю, но всякое ее движение было величавость, грация, милость для всех тех, которые могли пользоваться ее видом…».
Характерно, что способность споткнуться здесь связывается не с внешними условиями, а с характером и воспитанием человека. Душевное и физическое изящество связаны и исключают возможность неточных или некрасивых движений и жестов.
Аристократической простоте движений людей «хорошего общества» и в жизни, и в литературе противостоит скованность или излишняя развязность (результат борьбы с собственной застенчивостью) жестов разночинца. Яркий пример этого сохранили мемуары Герцена.
По воспоминаниям Герцена, «Белинский был очень застенчив и вообще терялся в незнакомом обществе».
Герцен описывает характерный случай на одном из литературных вечеров у кн. В. Ф. Одоевского: «Белинский был совершенно потерян на этих вечерах между каким-нибудь саксонским посланником, не понимающим ни слова по-русски и каким-нибудь чиновником III отделения, понимавшим даже те слова, которые умалчивались. Он обыкновенно занемогал потом на два, на три дня и проклинал того, кто уговорил его ехать.
Раз в субботу, накануне Нового года, хозяин вздумал варить жженку en petit comite, когда главные гости разъехались. Белинский непременно бы ушел, но баррикада мебели мешала ему, он как-то забился в угол, и перед ним поставили небольшой столик с вином и стаканами. Жуковский, в белых форменных штанах с золотым позументом, сел наискось против него.
Долго терпел Белинский, но, не видя улучшения своей судьбы, он стал несколько подвигать стол; стол сначала уступал, потом покачнулся и грохнул наземь, бутылка бордо пресерьезно начала поливать Жуковского. Он вскочил, красное вино струилось по его панталонам; сделался гвалт, слуга бросился с салфеткой домарать вином остальную часть панталон, другой подбирал разбитые рюмки… Во время этой суматохи Белинский исчез и, близкий к кончине, пешком прибежал домой».
Бал в начале XIX века начинался польским (полонезом), который в торжественной функции первого танца сменил менуэт.
Менуэт отошел в прошлое вместе с королевской Францией. «Со времени перемен, последовавших у европейцев как в одежде, так и в образе мыслей, явились новости и в танцах; и тогда польской, который имеет более свободы и танцуется неопределенным числом пар, а потому освобождает от излишней и строгой выдержки, свойственной менуэту, занял место первоначального танца».
С полонезом можно, вероятно, связать не включенную в окончательный текст «Евгения Онегина» строфу восьмой главы, вводящую в сцену петербургского бала великую княгиню Александру Федоровну (будущую императрицу); ее Пушкин именует Лаллой-Рук по маскарадному костюму героини поэмы Т. Мура, который она надела во время маскарада в Берлине. После стихотворения Жуковского «Лалла-Рук» имя это стало поэтическим прозванием Александры Федоровны:
И в зале яркой и богатой
Когда в умолкший, тесный круг,
Подобна лилии крылатой,
Колеблясь входит Лалла-Рук
И над поникшею толпою
Сияет царственной главою,
И тихо вьется и скользит
Звезда-Харита меж Харит,
И взор смешенных поколений
Стремится, ревностью горя,
То на нее, то на царя, -
Для них без глаз один Евгении.
Одной Татьяной поражен,
Одну Татьяну видит он.
(Пушкин, VI, 637).
Бал не фигурирует у Пушкина как официально-парадное торжество, и поэтому полонез не упомянут. В «Войне и мире» Толстой, описывая первый бал Наташи, противопоставит полонез, который открывает «государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома» («за ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной*, потом министры, разные генералы»), второму танцу - вальсу, который становится моментом торжества Наташи.
Л. Петровский считает, что «излишне было бы описывать, каким образом М. А. Нарышкина - любовница, а не жена императора, поэтому не может открывать бал в первой паре, у Пушкина же «Лалла-Рук» идет в первой паре с Александром I.
Второй бальный танец - вальс.
Пушкин характеризовал его так:
Однообразный и безумный,
Как вихорь жизни молодой,
Кружится вальса вихорь шумный;
Чета мелькает за четой.
Эпитеты «однообразный и безумный» имеют не только эмоциональный смысл.
«Однообразный» - поскольку, в отличие от мазурки, в которой в ту пору огромную роль играли сольные танцы и изобретение новых фигур, и уж тем более от танца-игры котильона, вальс состоял из одних и тех же постоянно повторяющихся движений. Ощущение однообразия усиливалось также тем, что «в это время вальс танцевали в два, а не в три па, как сейчас».
Определение вальса как «безумного» имеет другой смысл: вальс, несмотря на всеобщее распространение, ибо нет почти ни одного человека, который бы сам не танцевал его или не видел, как танцуется»), вальс пользовался в 1820-е годы репутацией непристойного или, по крайней мере, излишне вольного танца.
«Танец сей, в котором, как известно, поворачиваются и сближаются особы обоего пола, требует надлежащей осторожности чтобы танцевали не слишком близко друг к другу, что оскорбляло бы приличие».
(Примечание редактора : Во-во, мы про сон это слышали).
Еще определеннее писала Жанлис в «Критическом и систематическом словаре придворного этикета»: «Молодая особа, легко одетая, бросается в руки молодого человека, который ее прижимает к своей груди, который ее увлекает с такой стремительностью, что сердце ее невольно начинает стучать, а голова идет кругом! Вот что такое этот вальс!..Современная молодежь настолько естественна, что, ставя ни во что утонченность, она с прославляемыми простотой и страстностью танцует вальсы».
Не только скучная моралистка Жанлис, но и пламенный Вертер Гёте считал вальс танцем настолько интимным, что клялся, что не позволит своей будущей жене танцевать его ни с кем, кроме себя.
Вальс создавал для нежных объяснений особенно удобную обстановку: близость танцующих способствовала интимности, а соприкосновение рук позволяло передавать записки. Вальс танцевали долго, его можно было прерывать, присаживаться и потом снова включаться в очередной тур. Таким образом, танец создавал идеальные условия для нежных объяснений:
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Однако слова Жанлис интересны еще и в другом отношении: вальс противопоставляется классическим танцам как романтический; страстный, безумный, опасный и близкий к природе, он противостоит этикетным танцам старого времени.
«Простонародность» вальса ощущалась остро: «Wiener Walz, состоящий из двух шагов, которые заключаются в том, чтобы ступать на правой, да на левой ноге и притом так скоро, как шальной, танцевали; после чего предоставляю суждению читателя, соответствует ли он благородному собранию или какому другому».
Вальс был допущен на балы Европы как дань новому времени. Это был танец модный и молодежный.
Последовательность танцев во время бала образовывала динамическую композицию. Каждый танец, имеющий свои интонации и темп, задавал определенный стиль не только движений, но и разговора.
Для того, чтобы понять сущность бала, надо иметь в виду, что танцы были в нем лишь организующим стержнем. Цепь танцев организовывала и последовательность настроений. Каждый танец влек за собой приличные для него темы разговоров.
При этом следует иметь в виду, что разговор, беседа составляла не меньшую часть танца, чем движение и музыка. Выражение «мазурочная болтовня» не было пренебрежительным. Непроизвольные шутки, нежные признания и решительные объяснения распределялись по композиции следующих друг за другом танцев.
Интересный пример смены темы разговора в последовательности танцев находим в «Анне Карениной».
«Вронский с Кити прошел несколько туров вальса».
Толстой вводит нас в решительную минуту в жизни Кити, влюбленной во Вронского. Она ожидает с его стороны слов признания, которые должны решить ее судьбу, но для важного разговора необходим соответствующий ему момент в динамике бала. Его возможно вести отнюдь не в любую минуту и не при любом танце.
«Во время кадрили ничего значительного не было сказано, шел прерывистый разговор». «Но Кити и не ожидала большего от кадрили. Она ждала с замиранием сердца мазурки. Ей казалось, что в мазурке все должно решиться».
Мазурка составляла центр бала и знаменовала собой его кульминацию. Мазурка танцевалась с многочисленными причудливыми фигурами и мужским соло, составляющим кульминацию танца. И солист, и распорядитель мазурки должны были проявлять изобретательность и способность импровизировать.
«Шик мазурки состоит в том, что кавалер даму берет себе на грудь, тут же ударяя себя пяткой в centre de gravit (чтобы не сказать задница), летит на другой конец зала и говорит: «Мазуречка, пане», а дама ему: «Мазуречка, пан». Тогда неслись попарно, а не танцевали спокойно, как теперь».
В пределах мазурки существовало несколько резко выраженных стилей. Отличие между столицей и провинцией выражалось в противопоставлении «изысканного» и «бравурного» исполнения мазурки:
Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы;
Теперь не то: и мы, как дамы,
Скользим по лаковым доскам.
»Когда появились подковки и высокие подборы у сапогов, делая шаги, немилосердно стали стучать, так, что, когда в одном публичном собрании, не находилось слишком двести молодых людей мужского пола, заиграла музыка мазурку подняли такую стукотню, что и музыку заглушили».
Но существовало и другое противопоставление. Старая «французская» манера исполнения мазурки требовала от кавалера легкости прыжков, так называемых антраша (Онегин, как помнит читатель, «легко мазурку танцевал»).
Антраша, по пояснению одного танцевального справочника, «скачок, в котором нога об ногу ударяется три раза в то время, как тело бывает в воздухе».
Французская, «светская» и «любезная» манера мазурки в 1820-е годы стала сменяться английской, связанной с дендизмом. Последняя требовала от кавалера томных, ленивых движений, подчеркивавших, что ему скучно танцевать и он это делает против воли. Кавалер отказывался от мазурочной болтовни и во время танца угрюмо молчал.
«…И вообще ни один фешенебельный кавалер сейчас не танцует, это не полагается. - Вот как? - удивленно спросил мистер Смит - Нет, клянусь честью, нет! пробормотал мистер Ритсон. - Нет, разве что пройдутся в кадрили или повертятся в вальсе нет, к черту танцы, это очень уж вульгарно!»
В воспоминаниях Смирновой-Россет рассказан эпизод ее первой встречи с Пушкиным: еще институткой она пригласила его на мазурку. (Примечание редактора: ОНА пригласила? Ооо!) Пушкин молча и лениво пару раз прошелся с ней по залу.
То, что Онегин «легко мазурку танцевал», показывает, что его дендизм и модное разочарование были в первой главе «романа в стихах» наполовину поддельными. Ради них он не мог отказаться от удовольствия попрыгать в мазурке.
Декабрист и либерал 1820-х годов усвоили себе «английское» отношение к танцам, доведя его до полного отказа от них. В пушкинском «Романе в письмах» Владимир пишет другу:
«Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы не снимая шпаг (со шпагой нельзя было танцевать, офицер, желающий танцевать, отстегивал шпагу и оставлял ее у швейцара. - Ю. Л.) - нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами» (VIII (1), 55).
На серьезных дружеских вечерах у Липранди не было танцев. Декабрист Н. И. Тургенев писал брату Сергею 25 марта 1819 года о том удивлении, которое вызвало у него известие, что последний танцевал на балу в Париже (С. И. Тургенев находился во Франции при командующем русским экспедиционным корпусом графе М. С. Воронцове): «Ты, я слышу, танцуешь. Гр[афу] Головину дочь его писала, что с тобою танцевала. И так я с некоторым удивлением узнал, что теперь во Франции еще и танцуют! Une ecossaise constitutionelle, indpendante, ou une contredanse monarchique ou une dansc contre-monarchique» (конституционный экосез, экосез независимый, монархический контрданс или антимонархический танец - игра слов заключается в перечислении политических партий:конституционалисты, независимые, монархисты-и употреблении приставки «контр» то как танцевального, то как политического термина).
С этими же настроениями связана жалоба княгини Тугоуховской в «Горе от ума»: «Танцовщики ужасно стали редки!» Противоположность между человеком, рассуждающим об Адаме Смите, и человеком, танцующим вальс или мазурку, подчеркивалась ремаркой после программного монолога Чацкого: «Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием».
Стихи Пушкина:
Буянов, братец мой задорный,
К герою нашему подвел
Татьяну с Ольгою… (5, XLIII, XLIV)
имеют в виду одну из фигур мазурки: к кавалеру (или даме) подводят двух дам (или кавалеров) с предложением выбрать. Выбор себе пары воспринимался как знак интереса, благосклонности или (как истолковал Ленский) влюбленности. Николай I упрекал Смирнову-Россет: «Зачем ты меня не выбираешь?»
В некоторых случаях выбор был сопряжен с угадыванием качеств, загаданных танцорами: «Подошедшие к ним три дамы с вопросами - oubli ou regret* - прервали разговор…» (Пушкин, VDI (1), 244).
Или в «После бала» Л. Толстого: ««.мазурку я танцевал не с нею Когда нас подводили к ней и она не угадывала моего качества, она, подавая руку не мне, пожимала худыми плечами и, в знак сожаления и утешения, улыбалась мне».
Котильон - вид кадрили, один из заключающих бал танцев - танцевался на мотив вальса и представлял собой танец-игру, самый непринужденный, разнообразный и шаловливый танец. «…Там делают и крест, и круг, и сажают даму, с торжеством приводя к ней кавалеров, дабы избрала, с кем захочет танцевать, а в других местах и на колена становятся перед нею; но чтобы отблагодарить себя взаимно, садятся и мужчины, дабы избрать себе дам, какая понравится Затем следуют фигуры с шутками, подавание карт, узелков, сделанных из платков, обманывание или отскакивание в танце одного от другого, перепрыгивание через платок высоко…».
Бал был не единственной возможностью весело и шумно провести ночь.
Альтернативой ему были
:…игры юношей разгульных, Грозы дозоров караульных..
(Пушкин, VI, 621)
холостые попойки в компании молодых гуляк, офицеров-бретеров, прославленных «шалунов» и пьяниц.
Бал, как приличное и вполне светское времяпровождение, противопоставлялся этому разгулу, который, хотя и культивировался в определенных гвардейских кругах, в целом воспринимался как проявление «дурного тона», допустимое для молодого человека лишь в определенных, умеренных пределах.
(Примечание редактора: Да уж, в дозволенных, рассказывайте. Но про «гусарство» и «буйство» там в другой главе).
М. Д. Бутурлин, склонный к вольной и разгульной жизни, вспоминал, что был момент, когда он «не пропускал ни одного бала». Это, пишет он, «весьма радовало мою мать, как доказательство, que j’avais pris le gout de la bonne societe»**. Однако Забвение или сожаление (франц.). что я полюбил бывать в хорошем обществе (франц.). вкус к бесшабашной жизни взял верх:
«Бывали у меня на квартире довольно частые обеды и ужины. Гостями моими были некоторые из наших офицеров и штатские петербургские мои знакомые, преимущественно из иностранцев; тут шло, разумеется, разливное море шампанского и жженки. Но главная ошибка моя была в том, что после первых визитов с братом в начале приезда моего к княгине Марии Васильевне Кочубей, Наталье Кирилловне Загряжской (весьма много тогда значившей) и к прочим в родстве или прежнем знакомстве с нашим семейством я перестал посещать это высокое общество.
Помню, как однажды, при выходе из французского Каменноостровского театра, старая моя знакомая Елисавета Михайловна Хитрова, узнав меня, воскликнула: Ах, Мишель!» А я, чтобы избегнуть встречи и экспликаций с нею, чем спуститься с лестницы перестиля, где происходила эта сцена, повернул круто направо мимо колонн фасада; но так как схода на улицу там никакого не было, то я и полетел стремглав на землю с порядочной весьма высоты, рискуя переломить руку или ногу.
Вкоренились, к несчастию, во мне привычки разгульной и нараспашку жизни в кругу армейских товарищей с поздними попойками по ресторанам, и потому выезды в великосветские салоны отягощали меня, вследствие чего немного прошло месяцев, как члены того общества решили (и не без оснований), что я малый, погрязший в омуте дурного общества».
Поздние попойки, начинаясь в одном из петербургских ресторанов, оканчивались где-нибудь в «Красном кабачке», стоявшем на седьмой версте по Петергофской дороге и бывшем излюбленным местом офицерского разгула. Жестокая картежная игра и шумные походы по ночным петербургским улицам дополняли картину. Шумные уличные похождения - «гроза полуночных дозоров» (Пушкин, VIII, 3) - были обычным ночным занятием «шалунов».
Племянник поэта Дельвига вспоминает:»…Пушкин и Дельвиг нам рассказывали о прогулках, которые они по выпуске из Лицея совершали по петербургским улицам, и об их разных при этом проказах и глумились над нами, юношами, не только ни к кому не придирающимися, но даже останавливающими других, которые десятью и более годами нас старее…
Прочитав описание этой прогулки, можно подумать, что Пушкин, Дельвиг и все другие с ними гулявшие мужчины, за исключением брата Александра и меня, были пьяны, но я решительно удостоверяю, что этого не было, а просто захотелось им встряхнуть старинкою и показать ее нам, молодому поколению, как бы в укор нашему более серьезному и обдуманному поведению».
В том же духе, хотя и несколько позже - в самом конце 1820-х годов, Бутурлин с приятелями сорвал с двуглавого орла (аптечной вывески) скипетр и державу и шествовал с ними через центр города. Эта «шалость» уже имела достаточно опасный политический подтекст: она давала основания для уголовного обвинения в «оскорблении величества». Не случайно знакомый, к которому они в таком виде явились, «никогда не мог вспомнить без страха это ночное наше посещение».
Если это похождение сошло с рук, то за попытку накормить в ресторане супом бюст императора последовало наказание: штатские друзья Бутурлина были сосланы в гражданскую службу на Кавказ и в Астрахань, а он переведен в провинциальный армейский полк. Это не случайно: «безумные пиры», молодежный разгул на фоне аракчеевской (позже николаевской) столицы неизбежно окрашивались в оппозиционные тона (см. главу «Декабрист в повседневной жизни»).
Бал обладал стройной композицией.
Это было как бы некоторое праздничное целое, подчиненное движению от строгой формы торжественного балета к вариативным формам хореографической игры. Однако для того, чтобы понять смысл бала как целого, его следует осознать в противопоставлении двум крайним полюсам: параду и маскараду.
Парад в том виде, какой он получил под влиянием своеобразного «творчества» Павла I и Павловичей: Александра, Константина и Николая, представлял собой своеобразный, тщательно продуманный ритуал. Он был противоположен сражению. И фон Бок был прав, назвав его «торжеством ничтожества». Бой требовал инициативы, парад - подчинения, превращающего армию в балет.
В отношении к параду бал выступал как нечто прямо противоположное. Подчинению, дисциплине, стиранию личности бал противопоставлял веселье, свободу, а суровой подавленности человека - радостное его возбуждение. В этом смысле хронологическое течение дня от парада или подготовки к нему - экзерциции, манежа и других видов «царей науки» (Пушкин) - к балету, празднику, балу представляло собой движение от подчиненности к свободе и от жесткого однообразия к веселью и разнообразию.
Однако и бал подчинялся твердым законам. Степень жесткости этого подчинения была различной: между многотысячными балами в Зимнем дворце, приуроченными к особо торжественным датам, и небольшими балами в домах провинциальных помещиков с танцами под крепостной оркестр или даже под скрипку, на которой играл немец-учитель, проходил долгий и многоступенчатый путь. Степень свободы была на разных ступенях этого пути различной. И все же то, что бал предполагал композицию и строгую внутреннюю организацию, ограничивало свободу внутри него.
Это вызвало необходимость еще одного элемента, который сыграл бы в этой системе роль «организованной дезорганизации», запланированного и предусмотренного хаоса. Такую роль принял на себя маскарад.
Маскарадное переодевание в принципе противоречило глубоким церковным традициям. В православном сознании это был один из наиболее устойчивых признаков бесовства. Переодевание и элементы маскарада в народной культуре допускались лишь в тех ритуальных действах рождественского и весеннего циклов, которые должны были имитировать изгнание бесов и в которых нашли себе убежище остатки языческих представлений. Поэтому европейская традиция маскарада проникала в дворянский быт XVIII века с трудом или же сливалась с фольклорным ряженьем.
Как форма дворянского празднества, маскарад был замкнутым и почти тайным весельем. Элементы кощунства и бунта проявились в двух характерных эпизодах: и Елизавета Петровна, и Екатерина II, совершая государственные перевороты, переряжались в мужские гвардейские мундиры и по-мужски садились на лошадей.
Здесь ряженье принимало символический характер: женщина - претендентка на престол превращалась в императора. С этим можно сравнить использование Щербатовым применительно к одному лицу - Елизавете - в разных ситуациях именований то в мужском, то в женском роде. С этим можно было бы также сопоставить обычай для императрицы облачаться в мундир тех гвардейских полков, которые удостаиваются посещения.
От военно-государственного переодевания* следующий шаг вел к маскарадной игре. Можно было бы вспомнить в этом отношении проекты Екатерины II. Если публично проводились такие маскарадные ряженья, как, например, знаменитая карусель, на которую Григорий Орлов и другие участники явились в рыцарских костюмах, то в сугубой тайне, в закрытом помещении Малого Эрмитажа, Екатерина находила забавным проводить совсем другие маскарады.
Так, например, собственной рукой она начертала подробный план праздника, в котором для мужчин и женщин были бы сделаны отдельные комнаты для переодевания, так чтобы все дамы вдруг появлялись в мужских костюмах, а все кавалеры - в дамских (Екатерина была здесь не бескорыстна: такой костюм подчеркивал ее стройность, а огромные гвардейцы, конечно, выглядели бы комически).
Маскарад, с которым мы сталкиваемся, читая лермонтовскую пьесу, - петербургский маскарад в доме Энгельгардта на углу Невского и Мойки - имел прямо противоположный характер. Это был первый в России публичный маскарад. Посещать его могли все, внесшие плату за входной билет.
Принципиальное смешение посетителей, социальные контрасты, дозволенная распущенность поведения, превратившая энгельгардтовские маскарады в центр скандальных историй и слухов, - все это создавало пряный противовес строгости петербургских балов.
Напомним шутку, которую Пушкин вложил в уста иностранца, сказавшего, что в Петербурге нравственность гарантирована тем, что летние ночи светлы, а зимние холодны. Для энгельгардтовских балов этих препятствий не существовало.
Лермонтов включил в «Маскарад» многозначительный намек: Арбенин
Рассеяться б и вам и мне нехудо
Ведь нынче праздники и, верно, маскерад
У Энгельгардта…
Там женщины есть… чудо…
И даже там бывают, говорят…
Пусть говорят, а нам какое дело?
Под маской все чины равны,
У маски ни души, ни званья нет, - есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску с чувств срывают смело.
Роль маскарада в чопорном и затянутом в мундир николаевском Петербурге можно сравнить с тем, как пресыщенные французские придворные эпохи Регентства, исчерпав в течение долгой ночи все формы утонченности, отправлялись в какой-нибудь грязный кабак в сомнительном районе Парижа и жадно пожирали зловонные вареные немытые кишки. Именно острота контраста создавала здесь утонченно-пресыщенное переживание.
На слова князя в той же драме Лермонтова: «Все маски глупые» - Арбенин отвечает монологом, прославляющим неожиданность и непредсказуемость, которую вносит маска в чопорное общество:
Да маски глупой нет:
Молчит… таинственна, заговорит - так мило.
Вы можете придать ее словам
Улыбку, взор, какие вам угодно…
Вот, например, взгляните там -
Как выступает благородно
Высокая турчанка… как полна,
Как дышит грудь ее и страстно и свободно!
Вы знаете ли, кто она?
Быть может, гордая графиня иль княжна,
Диана в обществе…Венера в маскераде,
И также может быть, что эта же краса
К вам завтра вечером придет на полчаса.
Парад и маскарад составляли блистательную раму картины, в центре которой располагался бал.