В нравственности наше будущее. В. Тендряков

Спасайте души. Б. Чичибабин

В наше непростое время, когда стира-ются понятия между добром и злом, нравственным и безнравственным, полезно обратиться к честному, совестли­вому писателю, которого всегда волновало нравственное здоровье народа.

Урок начинается с прослушивания сти­хотворения Бориса Чичибабина.

Живу на даче. Жизнь чудна.

Свое повидло.

А между тем еще одна

П . А . Кривоногов . Победа . 1941 - 1947

Душа погибла.

У мира прорва бедолаг.

О сей минуте

Кою-то держат в кандалах.

Как при Малюте.

Я только-только дотяну

Вот ту строчку.

А кровь людская не одну

Зальет сорочку.

Уже за мной стучатся в дверь,

Уже торопят,

И что ни враг - то лютый херь,

Что друг - то робот.

Покойся в сердце, мой Толстой,

Не рвись, не буйствуй:

Мы все привычною стезей

Проходим путь свой.

Глядим с тоскою, заперты,

Вослед ушедшим.

Что льда у лета - доброты

Просить у женщин.

Какое пламя на плечах,

С ним нету сладу.

Принять бы яду натощак.

Принять бы яду.

И ты, любовь моя, и ты, -

Ладони ль, губы ль, -

От повседневной маеты

Идешь на убыль.

Как смертью веки сведены,

Как смертью веки, -

Так все живем на свете мы

В двадцатом веке.

Не зря грозой ревет Господь

В глухие уши:

- Бросайте все. Пусть гибнет плоть.

Спасайте души.

Мы начали урок стихотворением Чичи­ бабина, хотя говорить сегодня будем о по­ вести Тендрякова «Люди или нелюди». Вы не находите здесь связь?..

Проблемы добра и зла, нравственных поисков человека, ценности человеческой жизни лежат в основе многих произведе­ний русской литературы . Не остался в сто­роне от их решения и писатель Владимир Тендряков, о произведении которого мы и поведем речь.

Слово о писателе. Владимир Федоро­вич Тендряков () родился на Во-логодчине. Первый его рассказ «Дела мо­его взвода » был опубликован в 1947 году. Студент Литературного института уже про­шел к этому времени по фронтам Великой Отечественной войны. Все произведения писателя: «Свидание с Нефертити», «Ве­сенние перевертыши», «Ночь перед выпус­ком», «Хлеб для собаки», «Донна Анна», «Охота» - вызывали и вызывают интерес читателя, острые споры.

О чем говорит нам название повес­
ти «Люди или нелюди»?

Тендряков пытается понять, где ис­
токи озлобленности, жестокости.

Он заставляет задуматься: кто мы,
живущие на земле, люди или нелюди?

- Почему Тендряков обращается к
прошлому, времени своей юности?

Тогда, 19-летним солдатом, он пере­
жил «редкостно прекрасное чувство любви»
к людям за то, что они добры друг к другу.

- Давайте и мы мысленно предста­
вим один из моментов этого прошлого...

1943 год. Наш герой в поисках штаба идет по степи. Какую картину видит он под чер­ным ночным небом?

- «Чуть ли не на каждом шагу торчит или вывернутый локоть, или каменное пле­чо, обтянутое шинельным сукном, или глад­кая, ледяно-прокаленная каска, скрываю­щая глазницы, запорошенные снегом» - таким видит герой поле боя.

- Вызывают ли убитые жалость у не­ го? Чувствует ли он смятение, ужас?

Нет, он привык к трупам, они стали для него частью военного быта.

- Что же случилось с появлением ра­ неной лошади?

Герой почувствовал жалость. Ее вы­гнали на смерть, а она продолжала жить с понурым упрямством.

- Почему герой «боится» «опасного» чувства?

С жалостью может войти в душустрах за собственную жизнь, жалость к се­бе.

Он приказывает себе: «Не смей жа­леть и не смей лишка думать - война! Ог­рубей и очерствей, стань деревом!»

- Почему спасительная мысль об окончании войны пугает его? Почему он боится быть добрым и сострадательным?

Он не знает, как жить потом, в мир­ное время, если разучился жалеть, стра­дать, если равнодушен «до древесности».Вдруг это навсегда вошло в душу?

- Но «вселенская тоска», которую он только недавно испытывал, все-таки про­ ходит. Почему?

Он понял, что война не убила в чело­
веке душевности, жалости. Два недавних
врага, молодой немец Вилли и русский
солдат Якушин, в землянке едят кашу из
одного котелка. «Голова к голове, ложка за
ложкой и - хлеб пополам».

На него нахлынула любовь к Якуши­ну, Вилли, дяде Паше, к храпящим в зем­лянке солдатам. Появилась надежда: если
посчастливится увидеть конец войны, то
его «окружат люди, уставшие от крови и
ненависти, истосковавшиеся по любви».

- Но наступил новый день, началось
наступление. Сталинград уже близко. К по­лудню войска вошли в хутор. Писатель по­
казывает его глазами солдат. Каким они
его увидели?

Остался только след от хутора. Всю­ду пепелище, по земле тянется дымок,
пахнущий мясом и паленой шерстью.

Но самое страшное они увидели у
колодца: два ледяных бугра. А внутри -
пропавшие разведчики.

- Реакция солдат на увиденное?

Всех охватила злоба. Уже не «узнать
было Якушина с выбеленным взглядом, дя­дю Пашу с багровой физиономией, с раз­дутыми белыми ноздрями, зубами в оска­ле». Все хотели мщения.

Для расправы привели Вилли и вы­
толкнули к колодцу. Он разогнулся, зеле­
ный, как лед, с раскрытым ртом, стал дико
оглядываться. А когда стали срывать оде­
жду, закричал «не по-человечески - сипло
каркающе, с захлебом».

- Какие чувства вызывает у героя эта
сцена?

Еще до расправы с Вилли он ощутил
«некую отрезвляющую неуютность». А она
сменилась ужасом, когда он понял, как ре­
шили отомстить за своих товарищей. Люди
в этот момент перестали быть людьми.
Они вызывали страх.

- Долгие годы писателя мучил один и
тот же вопрос: почему дядя Паша. Якушин
дошли до такой жестокости, ведь они не
были злодеями?

Трудно ответить на этот вопрос. Да,
они не были злодеями. Они искренне были
добры к Вилли в землянке. Но как в них со­четаются доброта и лютая жестокость?..
«Душевный человек Вилли...» и «Братцы!
Воду! Живьем его!» И неслучайно писатель
размышляет: «Я горжусь своим народом,
он дал миру Герцена и Льва Толстого, До­стоевского и Чехова - великих человеко­любцев. И вот теперь впору задать вопрос:
мой народ, частицей которого я являюсь, -
люди или нелюди?!»

Наверное, в жестокое военное время
человек способен на жестокие поступки.

- Война способствует тому, что чело­
век превращается в зверя? А в наше
мирное время такого произойти не мо­жет?

- Может, Тендряков приводит такие
примеры. 14 лет спустя в Пекине в Педа­гогическом университете китайские сту­денты восторженно встречали русских

гостей. Их лица излучали любовь, тепло. И сердце писателя вновь наполнилось любовью ко всем людям на свете. А через несколько лет там же друг писателя на­блюдал такую сцену. Люди в бумажных колпаках, в руках щиты с перечнем «пре­ступлений» стояли на помосте и ждали своей участи. К импровизированному эшафоту вели человека, жестоко избивая. Разъяренная толпа «самозабвенно» хле­стала упавших, с холодным ожесточением избивала беззащитного человека. Лица искажены жестокой злобой, все требуют смерти предателя.

- И опять мы спрашиваем: «Кто же мы, люди или нелюди? Почему происходит превращение человека в садиста? Как же писатель отвечает нам?»

Человек у Тендрякова не зол или
добр, а добр и зол одновременно. И доб­рое или злое побеждает в нем, смотря по
обстоятельствам.

- «Когда-то, - писал Тендряков, - ...я
делил весь мир на хороших людей и пло­хих. Хорошие-де стараются сделать жизнь
лучше, плохие ее портят, и казалось, что
стоит только хорошим не жалеючи нава­литься на плохих, как на земле наступит
царство свободы и справедливости...» Но
со временем ему открылось, что это слиш­ком наивная концепция, чтобы объяснить
все зло мира: «Как часто люди, достойней­шие по натуре, попадая в крутые обстоя­тельства, вынуждены поступать дурно, по­
рой даже преступно».

Благодатной почвой, на которой со­зревают преступления, по мнению Тендря­кова, является толпа, охваченная злобой.
Об этом и стихотворение Роберта Рожде­ственского:

Толпа на людей не похожа. Колышется, хрипло сопя Зевак и случайных прохожих Неслышно вбирая в себя. Затягивает, как трясина, - Подробностей не разглядеть... И вот пробуждается сила, Которую некуда деть. Толпа, как больная природа, Дрожит от неясных забот. По виду - частица народа. По сути - ее антипод .

- Неужели человек не способен про­ тивостоять толпе, оставаться личностью?
Ведь не стал же участвовать в расправе
над Вилли рассказчик.

- А что же происходит с человеком,
когда он действует самостоятельно, вне
толпы? Какие примеры приводит писатель
из собственной жизни?

Долгие годы его «обжигал стыдом за
себя» случай, когда украл у товарищей
хлеб. Как он считал, ему представился слу­чай научиться жить, извлекая из ситуации
выгоду для себя.

Раскаяние наступило почти сразу.
Шагая за старшиной, рассказчик отчетли-

во осознал чудовищность своего поступка.

Военная находчивость обернулась воров­ством у своих же товарищей, которые так же, как и он, пятеро суток не ели.

- И это был единственный случай, ко­ гда герой поступал не по совести?

Он вспоминает, как врал учителям;
не сдерживал данное слово, как украл из
перемета рыбу. Но всякий раз находил для
себя оправдания.

- Только теперь, украв полбуханки, он
не мог себя оправдать. Почему?

Стыд не позволяет. Совесть мучает,

Он себя презирает, чувствует, что
теперь не достоин шутить, смеяться.

- Как же быть, как вернуть уважение к
себе?

Он лег первым на обрыв линии под
шквальным обстрелом, старался взвалить
на себя катушку с кабелем потяжелее, Де­
лился всегда лишним котелком каши с товарищами.

- Значит ли это, что он извлек из про­
изошедшего жизненный урок?..

Этого поступка хватило на всю жизнь.
Он узнал, что значит презрение к самому
себе, «самосуд без оправдания, самоубий­ственное чувство - ты хуже любого встреч­ного, навоз среди людей! Можно ли при
этом испытывать радость бытия ?».

- Казалось бы, можно было поставить
точку. Но автор рассказывает историю
жизни своего одноклассника, Шурки Ша-
бурова, с которым 30 лет назад сидел за
одной партой. Зачем он это делает?

Шурка стал вором, прошел по всем
лагерям, через восемь лет освободился,
женился, у него двое детей. Приехал в Мо­скву и обратился к писателю за помощью.
Тот помогает деньгами, пытается через
знакомых уладить дела бывшего одно­классника. Но через два дня узнает, что
Шурка задержан милицией.

- Пересказ твой не дал ответ на мой
вопрос. Что в этой истории беспокоит пи­ сателя? Почему Шабуров пошел воровать?
От безвыходности?

Нет, какие-то деньги у него были, го­лодным не был, знал, что ему помогут.

Он не извлек для себя урок, когда
попался на воровстве первый раз, «не
проникся к себе самоубийственным пре­
зрением - проходило мимо, ничуть не за­девало».

Вот она, болевая мысль писателя:
да, каждый человек имеет право на ошиб­ку, но каждый должен ее осознать, про­
чувствовать, только тогда наступит раскаяние, а значит, обновление. Давайте еще
раз вслушаемся и вдумаемся в слова Тен­дрякова: «Всех нас жизнь учит через ма­лое осознавать большое: через упавшее
яблоко - закон всемирного тяготения, че­рез детское "пожалуйста" - нормы чело­веческого общения». «Всех учит, но, пра­во же, не все одинаково способны учить­ся». Способны ли мы, каждый пусть отве­тит себе сам...

Уроки литературы.-2005.-№1.-С.9-10

Что может быть хуже, чем поступить нечестно? Существует мнение, что непонимание того, что ты не прав, искренняя неосознанность своих пагубных поступков – намного хуже. Чувство совести, именно оно приводит к раскаянию, удерживая нас от повторения наших промахов в будущем. Зачастую, люди совершают непростительные ошибки, не прислушиваясь к доводам сознания, поступаясь моральными принципами. Именно проблему сделки с совестью рассматривает в своем тексте Владимир Тендряков.

Автор делиться с читателями историей, произошедшей с ним в годы Великой Отечественной Войны. Полк главного героя находится в бедственном состоянии, испытывает жуткую нехватку продовольствия. Именно в такой атмосфере происходит встреча писателя с лейтенантом, наталкивающим его пойти против чести, проявить немного «находчивости», в случае, если хочет выжить.

Автор воспоминаний долго не может пойти против себя, с сожалением принимая свою честь, свою принципиальность за неуместную слабость: «Я совсем не обладал находчивостью… -говорит солдат, - страдал от этого, презирал себя». Несмотря на это, когда ему предоставляется удобный случай, он, не задумываясь, идет на сделку с совестью и ворует хлеб у своих товарищей, находившихся в равном с ним положение, в той же степени испытывающих голод. Как ни странно, сразу же, в следующее мгновение после содеянного, он начинает испытывать это ужасное, съедающее изнутри, чувство: «Военная находчивость, да нет - я вор». Впоследствии, ему дорого окупается его сделка с совестью, он ни на день не забывает о произошедшем, о том как поступился с принципами: «Случай внешне не значительный, но для меня очень постыдный.

Было время, думал, не сообщу его ни матери, ни брату…»

Позиция писателя предельна ясна. Он призывает поступать по совести, он показывает, что сделка с ней, пусть даже и выгодная, уже в следующее мгновение может обернуться осознанием содеянного, чувством отвращения к самому себе.

Я полностью разделяю мнение автора. Самое важное в жизни это не поступаться с принципами, следовать своей совести. Очень часто, поступки, продиктованные чувством, противоположным совести, в конечно счете приносят больше страданий, нежели удовлетворения.

Над вопросом совести и ее влияния на человека задумываются многие великие писатели всех времен и народов. Так, в произведение с мировым именем «мальчик в полосатой пижаме», написанным Джоном Боном, рассказывается о дружбе двух, совершенно разных мальчиков. Главный герой, немецкий мальчик Бруно, еще маленький, он не подозревает о существование и цели концентрационных лагерей и даже представить не может, что небольшой комплекс, находящийся недалеко от их дома и огражденный проволокой, один из них. Именно поэтому, когда однажды он встречает еврейского мальчика Шмуэля, живущего за преградой, он, не сомневаясь, предлагает ему дружбу. Однажды Бруно застает своего друга у себя дома за чисткой овощей. Он убедил Шмуэля, что ничего плохого не произойдет, если тот ненадолго передохнет, перекусит, что он, Бруно, не боится Лейтенанта Кетлера, который приказал Шмуэлю работать, и, в случае чего, возьмет его на себя. По возвращение лейтенанта, вся смелость Бруно испаряется, он не в силах сказать правду, признать содеянное. Он понимает, что подвел друга, но его страх не дает ему поступить по совести. В последствии, чувства о содеянном поступке не оставляют мальчика ни на минуту, ему страшно встретиться с другом, посмотреть ему в глаза.

оветский писатель В. Железняков в своей повести «Чучело», рассказывает историю новенькой в классе Лене Бессольцевой. Одноклассники считают ее чудаковатой, не очень жалуют в коллективе, Лена же не воспринимает это в серьез, считает шуткой. Нашей героине симпатизирует ее одноклассник Дима и, именно по этой причине, когда тот подставляет весь класс перед учительницей, она без раздумий берет всю вину на себя. Класс объявляет девочке бойкот, а Дима хоть и осознает свою неправоту, идет на сделку с совестью и не решается рассказать истинное положение дел. Он трус, для него авторитет в классе важнее, чем правда.

Совесть, хоть и неприятное, но очень важное чувство для личности человека. Она не позволяет нам совершать плохих действий, направляет нас на истинный путь. Этот текст в очередной раз доказал как сделка с совестью может привести к пагубным последствиям.

Обновлено: 2017-03-25

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Реальный текст ЕГЭ 2018. Тендряков. О хлебе. Основная волна. тексты по русскому языку егэ 2018. варианты егэ по русскому языку 2018. Реальный текст ЕГЭ по русскому языку 2018.

Все мы пробыли месяц в запасном полку за Волгой. Мы, это так - остатки разбитых за Доном частей, докатившихся до Сталинграда. Кого-то вновь бросили в бой, а нас отвели в запас, казалось бы - счастливцы, какой-никакой отдых от окопов. Отдых… два свинцово-тяжелых сухаря на день, мутная водица вместо похлебки. Отправку на фронт встретили с радостью.

Очередной хутор на нашем пути. Лейтенант в сопровождении старшины отправился выяснять обстановку.

Через полчаса старшина вернулся.

Ребята! - объявил он вдохновенно. - Удалось вышибить: на рыло по двести пятьдесят граммов хлеба и по пятнадцати граммов сахара!
Кто со мной получать хлеб?.. Давай ты! - Я лежал рядом, и старшина ткнул в меня пальцем.
у меня вспыхнула мыслишка… о находчивости, трусливая, гаденькая и унылая.
Прямо на крыльце я расстелил плащ-палатку, на нее стали падать буханки - семь и еще половина.
Старшина на секунду отвернулся, и я сунул полбуханки под крыльцо, завернул хлеб в плащ-палатку, взвалил ее себе на плечо.
Только идиот может рассчитывать, что старшина не заметит исчезновения перерубленной пополам буханки. К полученному хлебу никто не прикасался, кроме него и меня. Я вор, и сейчас, вот сейчас, через несколько минут это станет известно… Да, тем, кто, как и я, пятеро суток ничего не ел. Как и я!
В жизни мне случалось делать нехорошее - врал учителям, чтоб не поставили двойку, не раз давал слово не драться и не сдерживал слова, однажды на рыбалке я наткнулся на чужой перепутанный перемет, на котором сидел голавль, и снял его с крюка… Но всякий раз я находил для себя оправдание:не выучил задание - надо было дочитать книгу, подрался снова — так тот сам полез первый, снял с чужого перемета голавля - но перемет-то снесло течением, перепутало, сам хозяин его ни за что бы не нашел…
Теперь я и не искал оправданий. Ох, если б можно вернуться, достать спрятанный хлеб, положить его обратно в плащ-палатку!
С обочины дороги навстречу нам с усилием - ноет каждая косточка - стали подыматься солдаты. Хмурые, темные лица, согнутые спины, опущенные плечи.

Старшина распахнул плащ-палатку, и куча хлеба была встречена почтительным молчанием.

В этой-то почтительной тишине и раздалось недоуменное:

А где?.. Тут полбуханка была!

Произошло легкое движение, темные лица повернулись ко мне, со всех сторон - глаза, глаза, жуткая настороженность в них.

Эй ты! Где?! Тебя спрашиваю!

Я молчал.
Пожилой солдат, выбеленно голубые глаза, изрытые морщинами щеки, сивый от щетины подбородок, голос без злобы:

Лучше, парень, будет, коли признаешься.
В голосе пожилого солдата - крупица странного, почти неправдоподобного сочувствия. А оно нестерпимее, чем ругань и изумление.

Да что с ним разговаривать! - Один из парней вскинул руку.

И я невольно дернулся. А парень просто поправил на голове пилотку.

Не бойся! - с презрением проговорил он. - Бить тебя… Руки пачкать.

И неожиданно я увидел, что окружавшие меня люди поразительно красивы - темные, измученные походом, голодные, но лица какие-то граненые, четко лепные. Среди красивых людей - я уродлив.
Ничего не бывает страшнее, чем чувствовать невозможность оправдать себя перед самим собой.
Мне повезло, в роте связи гвардейского полка, куда я попал, не оказалось никого, кто видел бы мой позор.Мелкими поступками раз за разом я завоевывал себе самоуважение - лез первым на обрыв линии под шквальным обстрелом, старался взвалить на себя катушку с кабелем потяжелей, если удавалось получить у повара лишний котелок супа, не считал это своей добычей, всегда с кем-то делил его. И никто не замечал моих альтруистических «подвигов», считали - нормально. А это-то мне и было нужно, я не претендовал на исключительность, не смел и мечтать стать лучше других.
Больше в жизни я не воровал. Как-то не приходилось.

Тендряков Владимир

Охота пуще неволи

Осень 1948 года.

На Тверском бульваре за спиной чугунного Пушкина багряно неистовствуют клены, оцепенело сидят старички на скамейках, смеются дети.

Чугунная спина еще не выгнанного на площадь Пушкина - своего рода застава, от нее начинается литературная слобода столицы. Тут же на Тверском дом Герцена. Подальше в конце бульвара - особняк, где доживал свои последние годы патриарх Горький, где он в свое время угощал литературными обедами Сталина, Молотова, Ворошилова, Ягоду и прочих с государственного Олимпа. На задворках этих гостеприимных патриарших палат уютно существовал Алексей Толстой, последний из графов Толстых в нашей литературе. Он был постоянным гостем на званых обедах у Горького, и злые языки утверждают - граф мастерски наловчился смешить олимпийцев, кувыркаясь на ковре через голову. А еще дальше, минуя старомосковские переулочки - Скатертный, Хлебный, Ножевой, лежит бывшая Поварская улица, на ней помещичий особняк, прославленный в «Войне и мире» Львом Николаевичем Толстым. Здесь правление Союза писателей, здесь писательский клуб Москвы, здесь писательский ресторан. Здесь, собственно, конец литературной слободе.

Но, наверное, нигде литатмосфера так не густа, как в доме Герцена. И если там в сортире на стене вы прочтете начертанное вкривь и вкось: «Хер цена дому Герцена!», то не спешите возмущаться, ибо полностью это настенное откровение звучит так:

« Хер цена дому Герцена!»
Обычно заборные надписи плоски,
С этой согласен
В. Маяковский!

Так сказать, симбиоз площадности с классикой.

В двадцатые годы здесь находился знаменитый кабачок «Стойло Пегаса». В бельэтаже тот же В. Маяковский, столь нещадно хуливший дом Герцена, гонял шары по бильярду, свирепым басом отстаивал право агитки в поэзии:

Нигде кроме
Как в Моссельпроме!

А под ним, в подвале, то есть в самом «Стойле», пьяный Есенин сердечно изливался дружкам-застольникам:

Грубым дастся радость.
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.

Но осень 1948 года, давно повесился Есенин и застрелился Маяковский.

А в доме Герцена уже много лет государственное учреждение - Литературный институт имени Горького.

Это, должно быть, самый маленький институт в стране; на всех пяти курсах нас, студентов, шестьдесят два человека, бывших солдат и школьников, будущих поэтов и прозаиков, голодных и рваных крикливых гениев. Там, где некогда Маяковский играл на бильярде, у нас - конференц-зал, где пьяный Есенин плакал слезами и рифмами - студенческое общежитие, в плесневелых сумрачных стенах бок о бок двадцать пять коек. По ночам это подвальное общежитие превращается в судебный зал, до утра неистово судится мировая литература, койки превращаются в трибуны, ниспровергаются великие авторитеты, походя читаются стихи и поется сочиненный недавно гимн:

И старик Шолом-Алейхем
Хочет Шолоховым стать.

Вокруг института, тут же во дворе дома Герцена и за его пределами жило немало литераторов. Почти каждое утро возле нашей двери вырастал уныло долговязый поэт Рудерман.

Эх, тачанка-ростовчанка,
Наша гордость и краса!..

Детище бурно жило, забыв своего родителя. «Тачанку» пели во всех уголках страны, а Рудерману не хватало на табачок:

Дайте закурить, ребята.

Его угощали «гвоздиками».

Где-то за спиной нашего института, на Большой Бронной, жил в те годы некий Юлий Маркович Искин. Он не осчастливил мир, подобно Рудерману, победной, как эпидемия, песней, не свалился в сиротство, не приходил к нам «стрельнуть гвоздик», а поэтому мы и не подозревали о его существовании, хотя в Союзе писателей он пользовался некоторой известностью, был даже старым другом самого Александра Фадеева.

У него, Юлия Искина, на Бронной небольшая, зато отдельная двухкомнатная квартира, забитая книгами. Его жена Дина Лазаревна работает в издательстве, дочь Дашенька ходит в школу. Хозяйство ведет тетя Клаша, пятидесятилетняя жилистая баба с мягким характером и неподкупной совестью.

По всей улице Горького садили липы. Разгромив «Унтер ден Линден» в Берлине, мы старательно упрятывали под липы центральную улицу своей столицы. Давно замечено - победители подражают побежденному врагу.

«Deutschland, Deutschland, uber alles!» - «Германия - превыше!..» Ха!.. В прахе и в позоре! Кто превыше всего на поверку?..

Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?..

Великий вождь на банкете поднял тост за здоровье русского народа:

Потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Все русское стало вдруг вызывать возвышенно болезненную гордость, даже русская матерщина. Что не по-русски, что напоминает чужеземное - все враждебно. Папиросы-гвоздики «Норд» стали «Севером», французская булка превращается в московскую булку, в Ленинграде исчезает улица Эдисона… Кстати, почему это считают, что Эдисон изобрел электрическую лампочку? Ложь! Инсинуация! Выпад против русского приоритета! Электрическую лампочку изобрел Яблочков! И самолет не братья Райт, а Можайский. И паровую машину не Уатт, а Ползунов. И уж, конечно, Маркони не имеет права считаться изобретателем радио… Россия - родина закона сохранения веществ и хлебного кваса, социализма и блинов, классового самосознания и лаптей с онучами. Ходили слухи, что один диссертант доказывал - никак не в шутку! - в специальной диссертации: Россия - родина слонов, ибо слоны и мамонты произошли от одного общего предка, а этот предок в незапамятные времена пасся на «просторах родины чудесной», а никак не в потусторонней Индии.

Мы были победителями. А нет более уязвимых людей, чем победители. Одержать победу и не ощутить самодовольства. Ощутить самодовольство и не проникнуться враждебной подозрительностью: а так ли тебя принимают, как ты заслуживаешь?

«Deutschland, Deulschland uber alles!» Разбитую «Унтер ден Линден» усмиренные немцы очищали от руин и отстраивали заново.

На улице Горького садили липы.

В Москве да и по всей стране на газетных полосах шла повальная охота. Ловили тех, кто носил псевдонимы, загоняли в тупики и безжалостно раскрывали скобки.

Охотились и садили липы…

(1)До сих пор вспоминаю тот разговор с отцом Сони Потехиной, который случился у меня после родительского собрания. (2)Василий Петрович тогда сам начал его:

(3) - Слышали: прямая линия короче кривой - геометрия! (4)И все верят в это, понять не хотят - в жизни-то геометрия совсем иная, там кривые пути всегда прямых короче. (5)А чему вы, преподаватель литературы, детей учите?

(6) - Русской литературе хотя бы. (7)А она тем знаменита, что лучше других разбирается в запутанной жизни. (8)Да, в запутанной, да, в сложной!

(9) - Вы учите - будь только честным и никак по-другому?

(11)- И зла никому не делай - учите?

(13) - И сильного не бойся, слабому помогай, от себя оторви - тоже учите?

(15) - А-а! - восторжествовал мой собеседник. - И это не по линеечке жить называется! (16)Не геометрию из книжек преподаёте! (17)3апутанно, сложно, а прямолинейненько-то поступай!

(18) - А вам бы хотелось, чтоб я учил - будь бесчестным, подличай, изворачивайся, не упускай случая сделать зло, перед сильным пасуй, слабому не помогай... (19)Неужели, Василий Петрович, вам хочется такой вот свою дочь видеть?

(20) - Я хочу... - Василий Петрович даже задохнулся от негодующего волнения. - Одного хочу - чтоб Сонька моя счастливой была, приспособленной! (21)Чтоб загодя знала, что и горы крутые, и пропасти в жизни встретятся, пряменько никак не потопаешь, огибай постоянно. (22)Ежели можно быть честной, то будь, а коль нельзя - ловчи, не походи на своего отца, который лез напролом да лоб расшиб... (23)Хочу, чтоб поняла, и крепко поняла, что для всех добра и люба не станешь и любви большой и доброты особо от других не жди. (24)Хочу, чтоб не кидалась на тех, кто сильней, кто легко хребет сломать может, а осторожничала, иной раз от большой нужды и поклониться могла. (25)Хочу, чтоб дурой наивной не оказалась. (26)Вот чего хочу! (27)Ясно ли? (28)Вот если бы этой сноровистой науке вы мою Соньку научили, я бы первый вам в ножки поклонился.

(29) - Всех этому научить или только одну вашу дочь?

(30) - Всех, всех, чтоб вислоухими не были!

(31) - Так что же получится, Василий Петрович, - все науку воспримут, все станут не вислоухие, а ловкачи, все будут стараться обманывать друг друга, хребет ломать тем, кто послабей... (32)В дурном же мире Соне жить придётся. (33)Не пугает это вас?

(34) - А что делать-то, когда он, мир, таков и есть, доброго слова не стоит? (35)И сменять его на другой какой, получше, нельзя - один всего. (36)Выхода нет - приспособляйся к нему.

(37) - Сменять наш мир на другой нельзя, а вот попробовать как-то исправить его...

(38) - Ой, не учите вы детей наших мир исправлять. (39)На что мне весь мир! (40)Могу ли я с ним, со всем миром, справиться? (41)Иль надеяться могу, что справится Сонька? (42)С ума ещё не сошёл - ни себя, ни её Наполеоном великим не считаю! (43)Я маленький человек, и она в крупную не вырастет.

(44)Нужно мне совсем мало - чтоб дочь родная счастливо жила. (45)А остальные уж пусть сами как-нибудь без меня устраиваются... (46)А вы!

Тендряков Владимир Фёдорович (1923-1984) - прозаик, автор остроконфликтных повестей о деревне, духовно-нравственных проблемах общества.

Основные проблемы:

1. Проблема нравственных ценностей и их выбора в воспитании подрастающего поколения (Чему нужно учить детей? Как в этом помогает русская литература?)

2. Проблема взаимоотношений человека и мира (Может ли человек в одиночку изменить мир, сделать его лучше?)

1. Детям нужно прививать вечные нравственные ценности: быть честным, добрым, сохранять чувство собственного достоинства, и русская литература в этом помогает. В основе воспитания должны лежать истинные ценности; воспитатель должен опираться на лучшие качества в человеке, а не воспитывать пройдох и приспособленцев.