Биография цвейга. Стефан Цвейг

На Руси род угас, но к нему выводил происхождение существующий и в настоящее время польский род Шуйских, не использовавший княжеский титул.

Происхождение рода

Князья Шуйские , старшая ветвь

Младшие ветви

Шуйскими также называли потомков Симеона, младшего брата Василия Кирдяпы:

Семён Дмитриевич
- Василий Семёнович Шуйский
  - Александр Шуйский Глазатый -> Глазатые-Шуйские , Барбашины
  - Иван Шуйский Горбатый -> Горбатые-Шуйские
  - Роман Шуйский
  - Андрей Шуйский Лугвица
  - Борис Шуйский

Младшая ветвь Шуйских менее активно принимала участие в истории страны, и её представители менее известны.

Польская ветвь

Один из представителей старшей ветви, Иван Дмитриевич Губка , около 1536 года бежал в Литву . К нему выводили польский род Шуйских, представители которого не использовали княжеский титул. К данному роду принадлежал, в частности, Юзеф Шуйский (1835-1883) - польский политический деятель, учёный и писатель, ректор Ягеллонского университета , генеральный секретарь Польской академии знаний .

Последний представитель этой ветви по мужской линии - Пётр Шуйский (польск. Piotr Szuyski ) родился в 1943 году .

Некоторые представители

князь Андрей Михайлович Шуйский Честокол (умер в 1543) - русский государственный деятель.
Василий Шуйский (умер в 1612) - русский царь c 1606 по 1610.
князь Василий Васильевич Шуйский Бледный (втор. пол. XV в.) - русский военный и государственный деятель.
князь Василий Фёдорович Шуйский - сын князя Фёдора Юрьевича Шуйского .
князь Василий Юрьевич Шуйский (умер в 1448) - сын первого удельного князя шуйского Юрия Васильевича
князь Дмитрий Иванович Шуйский (умер в 1612) - русский военный деятель Смутного времени. Сын Ивана Андреевича Шуйского.
князь Иван Андреевич Шуйский (1533-1573) - русский государственный и военный деятель.
князь Иван Васильевич Шуйский (умер в 1542) - русский военный и государственный деятель.
князь Иван Васильевич Большой Шуйский Скопа - сын князя Василия Васильевича Шуйского Бледного.
князь Князь Иван Михайлович Шуйский Плетень (умер в 1559) - русский военный деятель.
князь Иван Петрович Шуйский (умер в 1587) - русский военный и государственный деятель, сын героя Ливонской войны Петра Ивановича Шуйского.
князь Михаил Васильевич Шуйский - русский государственный и военный деятель. Сын князя Василия Юрьевича Шуйского.
князь Пётр Иванович Шуйский (погиб в 1564) - русский военный и государственный деятель, сын Ивана Васильевича Шуйского.
князь Фёдор Юрьевич Шуйский (умер в 1476) - сын первого удельного князя шуйского Юрия Васильевича.

См. также

Напишите отзыв о статье "Шуйские"

Примечания

Литература

Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Карла Вингебера, 1854. - Т. 1. - С. 231.
История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров . - М .: Современник; Лексика, 1991. - Т. 1. - С. 229-232. - 50 000 экз. - ISBN 5-270-01513-7 .
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Абрамович Г. В. Князья Шуйские и Российский трон / Г. В. Абрамович(†); Рецензенты: канд. ист. наук В. М. Воробьёв, д-р ист. наук В. М. Панеях , д-р ист. наук Р. Г. Скрынников ; Ленинградский государственный университет . - Л. : Изд-во ЛГУ, 1991. - 192 с. - 50 000 экз. - ISBN 5-288-00605-9 . (обл.)

Отрывок, характеризующий Шуйские

Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.

Гимназию, Цвейг поступил в Венский университет , где изучал философию и в 1904 получил докторскую степень.

Уже во время учёбы на собственные средства опубликовал первый сборник своих стихов («Серебряные струны» (Silberne Saiten), ). Стихи написаны под влиянием Гофмансталя , а также Рильке , которому Цвейг рискнул отправить свой сборник. Рильке прислал в ответ свою книгу. Так завязалась дружба, продолжавшаяся до самой кончины Рильке в .

Окончив Венский университет, Цвейг отправился в Лондон и Париж (), затем путешествовал по Италии и Испании (), посетил Индию, Индокитай , США, Кубу, Панаму (). Последние годы Первой мировой войны жил в Швейцарии ( -), а после войны поселился близ Зальцбурга .

В 1920 Цвейг женился на Фридерике Марии фон Винтерниц (Friderike Maria von Winternitz). В 1938 они развелись. В 1939 Цвейг женился на своей новой секретарше Шарлотте Альтманн (Lotte Altmann).

В 1934, после прихода Гитлера к власти в Германии, Цвейг покидает Австрию и уезжает в Лондон. В 1940 Цвейг с женой переезжают в Нью-Йорк, а 22 августа 1940 - в Петрополис , пригород Рио-де-Жанейро . Испытывая жестокое разочарование и депрессию, 23 февраля 1942 Цвейг и его жена приняли смертельную дозу барбитуратов и были найдены в своём доме мёртвыми, держащимися за руки.

Дом Цвейга в Бразилии позднее был превращён в музей и известен теперь как Casa Stefan Zweig. В 1981 к 100-летию писателя выпущена почтовая марка Австрии.

Новеллистика Стефана Цвейга. Романы и жизнеописания

Цвейг нередко писал на стыке документа и искусства, создавая увлекательные жизнеописания Магеллана , Марии Стюарт , Эразма Роттердамского , Жозефа Фуше , Бальзака ().

В исторических романах принято домысливать исторический факт силой творческой фантазии. Где не хватало документов, там начинало работать воображение художника. Цвейг, напротив, всегда виртуозно работал с документами, обнаруживая в любом письме или мемуарах очевидца психологическую подоплёку.

«Мария Стюарт» (1935), «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского » (1934)

Драматическая личность и судьба Марии Стюарт , королевы Шотландии и Франции , всегда будет волновать воображение потомков. Автор обозначил жанр книги «Мария Стюарт » (Maria Stuart, ) как романизированная биография. Шотландская и английская королевы никогда не видели друг друга. Так пожелала Елизавета. Но между ними на протяжении четверти века шла интенсивная переписка, внешне корректная, но полная скрытых уколов и колких оскорблений. Письма и положены в основу книги. Цвейг воспользовался также свидетельствами друзей и недругов обеих королев, чтобы вынести беспристрастный вердикт обеим.

Завершив жизнеописание обезглавленной королевы, Цвейг предается итоговым размышлениям: «У морали и политики свои различные пути. События оцениваются по-разному, смотря по тому, судим мы о них с точки зрения человечности или с точки зрения политических преимуществ». Для писателя в начале 30-х гг. конфликт морали и политики носит уже не умозрительный, а вполне ощутимый характер, касающийся его самого лично.

Наследие

В была создана частная благотворительная организация «Casa Stefan Zweig », ставящая своей конечной целью создание музея Стефана Цвейга в Петрополисе - в доме, где он и его жена жили последние месяцы и ушли из жизни.

В работе над статьёй использованы материалы книги «Зарубежные писатели. Биобиблиографический словарь» (Москва, «Просвещение» («Учебная литература»), 1997)

Избранная библиография

Стихотворные сборники

«Серебряные струны» ()
«Ранние венки» ()

Драмы, трагедии

«Дом у моря» (трагедия, )
«Иеремия» (Jeremias , , драматическая хроника)

Циклы

"Первые переживания: 4 новеллы из страны детства (В сумерках, Гувернантка, Жгучая тайна, Летняя новелла) (Erstes Erlebnis.Vier Geschichten aus Kinderland, 1911)
«Три мастера: Диккенс, Бальзак, Достоевский» (Drei Meister: Dickens, Balzac, Dostoyevsky , )
«Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст, Ницше» (Der Kampf mit dem Dämon: Hölderlin, Kleist, Nietzsche , )
«Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой» (Drei Dichter ihres Lebens , )
«Психика и врачевание: Месмер, Бекер-Эдди, Фрейд» ()

Новеллы

«Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина» (Castellio gegen Calvin oder. Ein Gewissen gegen die Gewalt , 1936)
«Амок» (Der Amokläufer, 1922)
«Письмо незнакомки » (Brief einer Unbekannten , 1922)
«Незримая коллекция» ()
«Смятение чувств » (Verwirrung der Gefühle , )
«Двадцать четыре часа из жизни женщины» ()
«Звёздные часы человечества» (в первом русском переводе - Роковые мгновения) (цикл новелл, )
«Мендель-букинист» ()
«Жгучая тайна» (Brennendes Geheimnis, 1911)
«В сумерках»
«Женщина и природа»
«Закат одного сердца»
«Фантастическая ночь»
«Улица в лунном свете»
«Летняя новелла»
«Последний праздник»
«Страх»
«Лепорелла»
«Невозвратимое мгновение»
«Украденные рукописи»
«Гувернантка» (Die Gouvernante, 1911)
«Принуждение»
«Случай на Женевском озере»
«Тайна Байрона»
«Неожиданное знакомство с новой профессией»
«Артуро Тосканини»
«Кристина» (Rausch der Verwandlung, 1982)
«Кларисса» (не окончена)

Легенды

«Легенда о сёстрах-близнецах»
«Лионская легенда»
«Легенда о третьем голубе»
«Глаза извечного брата» ()

Романы

«Нетерпение сердца» (Ungeduld des Herzens , )
«Угар преображения» (Rausch der Verwandlung , , в русск. пер. () - «Кристина Хофленер»)

Беллетризированные биографии, жизнеописания

«Франс Мазерель» (Frans Masereel , ; совместно с Артуром Холичером)
«Мария-Антуанетта: портрет ординарного характера» (Marie Antoinette , )
«Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» ()
«Мария Стюарт» (Maria Stuart , )
«Совесть против насилия: Кастеллио против Кальвина» ()
«Подвиг Магеллана» («Магеллан. Человек и его деяние») ()
«Бальзак» (Balzac , , опубликована посмертно)
«Америго. Повесть об одной исторической ошибке»
«Жозеф Фуше. Портрет политического деятеля»

Автобиография

«Вчерашний мир: воспоминания европейца» (Die Welt von gestern , , опубликована посмертно)

Статьи, эссе

«Огонь»
«Диккенс»
«Данте»
«Речь к шестидесятилетию Ромена Роллана»
«Речь к шестидесятилетию Максима Горького»
«Смысл и красота рукописей (Речь на книжной выставке в Лондоне)»
«Книга как врата в мир»
«Ницше»

Экранизации

24 часа из жизни женщины ( , Германия) - экранизация одноимённой новеллы, режиссёр Роберт Ланд.
Жгучая тайна ( , Германия) - экранизация одноимённой новеллы, режиссёр Роберт Сьодмак .
Амок ( , Франция) - экранизация одноимённой новеллы, режиссёр Фёдор Оцеп .
Остерегайтесь жалости () - экранизация романа «Нетерпение сердца », режиссёр Морис Элвей.
Письмо незнакомки () - по одноимённой новелле, режиссёр Макс Офюльс .
Шахматная новелла () - по одноимённой новелле, немецкого режиссёра Герда Освальда.
Опасная жалость () - двухсерийный фильм французского кинорежиссёра Эдуара Молинаро , экранизация романа «Нетерпение сердца».
Смятение чувств () - фильм бельгийского режиссёра Этьена Перье по одноимённой новелле Цвейга.
Жгучая тайна () - фильм режиссёра Эндрю Биркина , получивший призы на Брюссельском и Венецианском кинофестивалях.
Хмель преображения (фильм, 1989) - двухсерийный фильм по мотивам незаконченного произведения «Кристина Хофленер», режиссёра Эдуара Молинаро , .
Последний праздник - кинофильм, поставленный по одноимённой новелле.
Кларисса () - телефильм, экранизация одноимённой новеллы, режиссёр Жак Дерэ .
Письмо незнакомки () - последний фильм французского кинорежиссёра Жака Дерэ
24 часа из жизни женщины () - фильм французского режиссёра Лорана Буника , экранизация одноимённой новеллы.
Любовь за любовь () - фильм режиссёра Сергея Ашкенази по мотивам романа «Нетерпение сердца»
Обещание () - мелодрама режиссёра Патриса Леконта , экранизация новеллы «Путешествие в прошлое».
По мотивам произведений снят фильм «Отель „Гранд Будапешт“» . В финальных титрах фильма указано, что его сюжет вдохновлён произведениями автора (создатели фильма упоминают такие произведения, как «Нетерпение сердца», «Вчерашний мир. Записки европейца», «Двадцать четыре часа из жизни женщины»).

Напишите отзыв о статье "Цвейг, Стефан"

Примечания

Ссылки

// kykolnik.livejournal.com, 16.04.2014
Ст. Цвейг (ЖЗЛ)

Отрывок, характеризующий Цвейг, Стефан

– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c"est que j"aime l"un et l"autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s"appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m"aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j"ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu"il m"a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.

Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.

Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».

нем. Stefan Zweig - Штефан Цвайг

австрийский писатель, драматург и журналист

Краткая биография

Австрийский писатель, прославившийся, главным образом, как автор новел и художественных биографий; литературный критик. Появился на свет в Вене 28 ноября 1881 г. в семье еврея-фабриканта, хозяина текстильной мануфактуры. О детских и отроческих годах Цвейг не распространялся, говоря о типичности этого периода жизни для представителей его среды.

Получив образование в гимназии, Стефан в 1900 г. становится студентом Венского университета, где на филологическом факультете углубленно изучает германистику и романистику. Еще в студенческую пору выходит его дебютный стихотворный сборник «Серебряные струны». Свою книгу начинающий литератор отправил Рильке, под влиянием творческой манеры которого она была написана, и следствием этого поступка стала их дружба, прерванная только кончиной второго. В эти же годы началась и литературно-критическая деятельность: берлинские и венские журналы печатали статьи молодого Цвейга. По окончании университета и получения докторской степени в 1904 г. Цвейг опубликовал сборник новелл «Любовь Эрики Эвальд», а также стихотворные переводы.

1905-1906 гг. открывают в жизни Цвейга период активных путешествий. Начав с Парижа и Лондона, он впоследствии съездил в Испанию, Италию, затем его путешествия вышли за пределы континента, он побывал в Северной и Южной Америке, Индии, Индокитае. Во время Первой мировой войны Цвейг был служащим архива Министерства обороны, имел доступ к документам и не без влияния доброго друга Р. Роллана превратился в пацифиста, сочинял статьи, пьесы, новеллы антивоенной направленности. Самого Роллана он назвал «совестью Европы». В эти же годы он создал ряд эссе, главными героями которых были М. Пруст, Т. Манн, М. Горький и др. На протяжении 1917-1918 гг. Цвейг проживал в Швейцарии, а в послевоенные годы местом его жительства стал Зальцбург.

В 20-30-е гг. Цвейг продолжает активно писать. На протяжении 1920-1928 гг. выходят биографии известных людей, объединенные названием «Строители мира» (Бальзак , Федор Достоевский , Ницше , Стендаль и др). Параллельно С. Цвейг занимался новеллами, и произведения именно этого жанра превратили его в популярного писателя не только у себя в стране и на континенте, но и во всем мире. Его новеллы были построены по собственной модели, отличавшей творческую манеру Цвейга от других произведений этого жанра. Сочинения биографического характера также пользовались немалым успехом. Особенно это касалось написанных в 1934 г. «Триумфа и трагедии Эразма Роттердамского » и изданной в 1935 г. «Марии Стюарт». В жанре романа писатель пробовал силы лишь дважды, поскольку понимал, что его призванием являются новеллы, а попытки написать масштабное полотно оборачиваются неудачей. Из-под его пера вышли только «Нетерпение сердца» и оставшийся незавершенным «Угар преображения», который опубликовали через четыре десятка лет после кончины автора.

Последний период жизни Цвейга связан с постоянной сменой места жительства. Будучи евреем, он не мог оставаться жить в Австрии после того, как к власти пришли фашисты. В 1935 г. писатель переезжает в Лондон, но и в столице Великобритании не ощущает себя в полной безопасности, поэтому покидает континент и в 1940 г. оказывается в Латинской Америке. В 1941 г. он временно переехал в США, однако затем вернулся в Бразилию, где обосновался в не очень большом городе Петрополис.

Литературная деятельность продолжается, Цвейг печатает литературную критику, эссе, сборник речей, воспоминания, художественные произведения, однако его душевное состояние очень далеко от спокойствия. В воображении он рисовал картину победы гитлеровских войск и гибель Европы, и это приводило писателя в отчаяние, он погрузился в сильнейшую депрессию. Находясь в другой части света, он не имел возможности общаться с друзьями, испытывал острое чувство одиночества, хотя жил в Петрополисе с женой. 22 февраля 1942 г. Цвейг и его супруга приняли огромную дозу снотворного и добровольно ушли из жизни.

Биография из Википедии

(нем. Stefan Zweig - Штефан Цвайг ; 28 ноября 1881 - 22 февраля 1942) - австрийский писатель, драматург и журналист. Автор множества романов, пьес и беллетризованных биографий.

Был дружен с такими известными людьми, как Эмиль Верхарн, Ромен Роллан, Франс Мазерель, Огюст Роден, Томас Манн, 3игмунд Фрейд, Джеймс Джойс, Герман Гессе, Герберт Уэллс, Поль Валери , Максим Горький , Рихард Штраус, Бертольд Брехт .

Стефан родился в Вене в богатой еврейской семье. Отец, Мориц Цвейг (1845-1926), владел текстильной фабрикой. Мать, Ида Бреттауэр (1854-1938), происходила из семьи еврейских банкиров. О детстве и отрочестве будущего писателя известно мало: сам он говорил об этом довольно скупо, подчёркивая, что в начале его жизни всё было точно так же, как у других европейских интеллигентов рубежа веков. Окончив в 1900 году гимназию, Цвейг поступил в Венский университет, где изучал философию и в 1904 получил докторскую степень.

Уже во время учёбы на собственные средства опубликовал первый сборник своих стихов («Серебряные струны» (Silberne Saiten), 1901). Стихи написаны под влиянием Гофмансталя, а также Рильке, которому Цвейг рискнул отправить свой сборник. Рильке прислал в ответ свою книгу. Так завязалась дружба, продолжавшаяся до самой кончины Рильке в 1926.

Окончив Венский университет, Цвейг отправился в Лондон и Париж (1905), затем путешествовал по Италии и Испании (1906), посетил Индию, Индокитай, США, Кубу, Панаму (1912). Последние годы Первой мировой войны жил в Швейцарии (1917-1918), а после войны поселился близ Зальцбурга.

В 1934, после прихода Гитлера к власти в Германии, Цвейг покидает Австрию и уезжает в Лондон. В 1940 Цвейг с женой переезжают в Нью-Йорк, а 22 августа 1940 - в Петрополис, пригород Рио-де-Жанейро. Испытывая жестокое разочарование и депрессию, 22 февраля 1942 Цвейг и его жена приняли смертельную дозу барбитуратов и были найдены в своём доме мёртвыми, держащимися за руки.

Дом Цвейга в Бразилии позднее был превращён в музей и известен теперь как Casa Stefan Zweig.В 1981 к 100-летию писателя выпущена почтовая марка Австрии.

Новеллистика Стефана Цвейга. Романы и жизнеописания

Новеллы Цвейга - «Амок» (Der Amokläufer, 1922), «Смятение чувств» (Verwirrung der Gefühle, 1927), «Мендель-букинист» (1929), «Шахматная новелла» (Schachnovelle, оконч. в 1941), а также цикл исторических новелл «Звёздные часы человечества» (Sternstunden der Menschheit, 1927) - сделали имя автора популярным во всём мире. Новеллы поражают драматизмом, увлекают необычными сюжетами и заставляют размышлять над превратностями человеческих судеб. Цвейг не устает убеждать в том, насколько беззащитно человеческое сердце, на какие подвиги, а порой преступления толкает человека страсть.

Цвейг создал и детально разработал свою собственную модель новеллы, отличную от произведений общепризнанных мастеров короткого жанра. События большинства его историй происходят во время путешествий, то увлекательных, то утомительных, а то и по-настоящему опасных. Всё, что случается с героями, подстерегает их в пути, во время коротких остановок или небольших передышек от дороги. Драмы разыгрываются в считанные часы, но это всегда главные моменты жизни, когда происходит испытание личности, проверяется способность к самопожертвованию. Сердцевиной каждого рассказа Цвейга становится монолог, который герой произносит в состоянии аффекта.

Новеллы Цвейга представляют собой своего рода конспекты романов. Но когда он пытался развернуть отдельное событие в пространственное повествование, то его романы превращались в растянутые многословные новеллы. Поэтому романы из современной жизни Цвейгу в общем не удавались. Он это понимал и к жанру романа обращался редко. Это «Нетерпение сердца» (Ungeduld des Herzens, 1938) и «Угар преображения» (Rausch der Verwandlung) - незаконченный роман, впервые напечатанный по-немецки спустя сорок лет после смерти автора в 1982 г. (в русск. пер. «Кристина Хофленер», 1985).

Цвейг нередко писал на стыке документа и искусства, создавая увлекательные жизнеописания Магеллана, Марии Стюарт, Эразма Роттердамского, Жозефа Фуше, Бальзака (1940).

«Мария Стюарт» (1935), «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (1934)

Драматическая личность и судьба Марии Стюарт, королевы Шотландии и Франции, всегда будет волновать воображение потомков. Автор обозначил жанр книги «Мария Стюарт» (Maria Stuart, 1935) как романизированная биография. Шотландская и английская королевы никогда не видели друг друга. Так пожелала Елизавета. Но между ними на протяжении четверти века шла интенсивная переписка, внешне корректная, но полная скрытых уколов и колких оскорблений. Письма и положены в основу книги. Цвейг воспользовался также свидетельствами друзей и недругов обеих королев, чтобы вынести беспристрастный вердикт обеим.

Герой книги «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (Triumph und Tragik des Erasmus von Rotterdam, 1934) особенно близок Цвейгу. Ему импонировало, что Эразм считал себя гражданином мира. Эразм отказывался от самых престижных должностей на церковном и светском поприщах. Чуждый суетных страстей и тщеславия, он употребил все свои усилия на то, чтобы добиться независимости. Своими книгами он покорил эпоху, ибо сумел сказать проясняющее слово по всем больным проблемам своего времени.

Эразм порицал фанатиков и схоластов, мздоимцев и невежд. Но особенно ненавистны ему были те, кто разжигал рознь между людьми. Однако вследствие чудовищного религиозного раздора Германия, а вслед за ней и вся Европа были обагрены кровью.

По концепции Цвейга, трагедия Эразма в том, что он не сумел предотвратить эти побоища. Цвейг долгое время верил, что первая мировая война - трагическое недоразумение, что она останется последней войной в мире. Он полагал, что вместе с Роменом Ролланом и Анри Барбюсом, вместе с немецкими писателями-антифашистами он сумеет предотвратить новое мировое побоище. Но в те дни, когда он трудился над книгой об Эразме, нацисты произвели у него в доме обыск. Это был первый сигнал тревоги.

Последние годы. «Вчерашний мир»

Цвейг тяжело переживал надвигавшуюся европейскую катастрофу. Вот почему столь элегична его заключительная мемуарная книга «Вчерашний мир»: прежний мир исчез, а в настоящем мире он всюду чувствовал себя чужим. Последние его годы - годы скитаний. Он бежит из Зальцбурга, избирая временным местом жительства Лондон (1935). Но и в Англии он не чувствовал себя защищенным. Он отправился в Латинскую Америку (1940), затем переехал в США (1941), но вскоре решил поселиться в небольшом бразильском городе Петрополис.

22 февраля 1942 г. Цвейг покончил жизнь самоубийством вместе с женой, приняв большую дозу снотворного.

Эрих Мария Ремарк так написал об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей».

Стефан Цвейг и СССР

Цвейг полюбил русскую литературу ещё в гимназические годы, а затем внимательно читал русских классиков в период учёбы в Венском и Берлинском университетах. Когда в конце 20-х гг. в Советском Союзе стало выходить собрание сочинений Цвейга, он, по его собственному признанию, был счастлив. Предисловие к этому двенадцатитомному изданию произведений Цвейга написал Максим Горький: «Стефан Цвейг - редкое и счастливое соединение таланта глубокого мыслителя с талантом первоклассного художника». Особенно высоко он оценил новеллистическое мастерство Цвейга, его удивительное умение откровенно и вместе с тем максимально тактично рассказать о самых интимных переживаниях человека.

Цвейг приехал в Советский Союз в 1928 г. на торжества по случаю столетия со дня рождения Льва Толстого. Встречался с Константином Фединым, Владимиром Лидиным и др. Цвейг долгие годы был наиболее популярным и издаваемым австрийским писателем в СССР. Позднее его отношение к Советскому Союзу стало критическим. 28 сентября 1936 Цвейг писал Ромену Роллану: «… в Вашей России Зиновьев, Каменев, ветераны Революции, первые соратники Ленина расстреляны как бешеные собаки… Вечно та же техника, как у Гитлера, как у Робеспьера: идейные разногласия именуют „заговором“». Это привело к охлаждению между Цвейгом и Ролланом.

Наследие

В 2006 была создана частная благотворительная организация «Casa Stefan Zweig», ставящая своей конечной целью создание музея Стефана Цвейга в Петрополисе - в доме, где он и его жена жили последние месяцы и ушли из жизни.