Комната в доме Марьи Александровны.
I
Марья Александровна , пожилых лет дама, и Михал Андреевич , ее сын.
Марья Александровна . Слушай, Миша, я давно хотела с тобою переговорить: тебе должно переменить службу. Миша . Пожалуй, хоть завтра же. Марья Александровна . Ты должен служить в военной. Миша (вытаращив глаза). В военной? Марья Александровна . Да. Миша . Что вы, маменька? в военной? Марья Александровна . Ну что ж ты так изумился? Миша . Помилуйте, да разве вы не знаете: ведь нужно начинать с юнкеров? Марья Александровна . Ну да, послужишь год юнкером, а потом произведут в офицеры, — уж это мое дело. Миша . Да что вы нашли во мне военного? и фигура моя совершенно невоенная. Подумайте, матушка! Право, вы меня изумили этакими словами совершенно, так что я, я... я просто не знаю, что и подумать... Я, слава Богу, и толстенек немножко, а как надену юнкерский мундир с короткими хвостиками — совестно даже будет смотреть. Марья Александровна . Нет нужды. Произведут в офицеры, будешь носить мундир с длинными фалдами и совершенно закроешь толщину свою, так что ничего не будет заметно. Притом это и лучше, что ты немножко толст, — скорее пойдет производство: им же будет совестно, что у них в полку такой толстый прапорщик. Миша . Но, матушка, ведь мне год, всего год осталось до коллежского асессора. Я уже два года, как в чине титулярного советника. Марья Александровна . Перестань, перестань! Это слово «титулярный» тиранит мои уши; мне так и приходит на ум Бог знает что. Я хочу, чтобы сын мой служил в гвардии. На штафирку просто не могу и смотреть теперь! Миша . Но посудите, матушка, рассмотрите меня хорошенько и наружность мою также: меня еще в школе звали хомяком. В военной службе все же нужно, чтобы и на лошади лихо ездил, и голос бы имел звонкий, и рост бы имел богатырский, и талию. Марья Александровна . Приобретешь, всё приобретешь. Я хочу, чтобы ты непременно служил; на это есть очень важная причина. Миша . Да какая же причина? Марья Александровна . Ну, уж причина важная. Миша . Все же таки скажите, какая причина? Марья Александровна . Такая причина... я не знаю даже, поймешь ли ты хорошенько. Губомазова, эта дура, третьего дни у Рогожинских говорит, и нарочно так, чтобы я слышала. А я сижу третьею, передо мной Софи Вотрушкова, княгиня Александрина, и за княгиней Александриной сейчас я. Что бы, ты думал, эта негодная осмелилась говорить?.. Я, право, так и хотела встать с места; и если б не княгиня Александрина, я бы не знаю, что я сделала. Говорит: «Я очень рада, что на придворных балах не пускают штатских. Это такие всё, говорит, mauvais genre, чем-то неблагородным от них отзывается. Я рада, говорит, что мой Алексис не носит этого скверного фрака». И все это произнесла с таким жеманством, с таким тоном... так, право... я не знаю, что бы я сделала с нею. А ее сын просто дурак набитый: только всего и умеет, что подымать ногу. Такая противная мерзавка! Миша . Как, матушка, так в этом вся причина? Марья Александровна . Да, я хочу назло, чтобы мой сын тоже служил в гвардии и был бы на всех придворных балах. Миша . Помилуйте, матушка, из того только, что она дура... Марья Александровна . Нет, уж я решилась. Пусть-ка она себе треснет с досады, пусть побесится. Миша . Однако ж... Марья Александровна . О! я ей покажу! Уж как она хочет, я употреблю все старанья, и мой сын будет тоже в гвардии. Уж хоть чрез это и потеряет, а уж непременно будет. Чтобы я позволила всякой мерзавке дуться передо мною и подымать и без того курносый нос свой! Нет уж, вот этого-то никогда не будет! Уж как вы себе хотите, Наталья Андреевна! Миша . Да разве этим вы ей досадите? Марья Александровна . О, уж этого-то не позволю! Миша . Если вы это требуете, маменька, я перейду в военную; только, право, мне самому будет смешно, когда увижу себя в мундире. Марья Александровна . Уж, по крайней мере, гораздо благороднее этого фрачишки. Теперь второе: я хочу женить тебя. Миша . За одним разом — и переменить службу и женить? Марья Александровна . Что же? Как будто нельзя и переменить службу и женить? Миша . Да ведь я и намеренья еще не имел. Я еще не хочу жениться. Марья Александровна . Захочешь, если только узнаешь на ком. Этой женитьбой доставишь ты себе счастья и в службе, и в семейственной жизни. Словом, я хочу женить тебя на княжне Шлепохвостовой. Миша . Да ведь она, матушка, дура первоклассная. Марья Александровна . Вовсе не первоклассная, а такая же, как и все другие. Прекрасная девушка; вот только что памяти нет: иной раз забывается, скажет невпопад; но это от рассеянности, а уж зато вовсе не сплетница и никогда ничего дурного не выдумает. Миша . Помилуйте, куды ей сплетничать! Она насилу слово может связать, да и то такое, что только руки расставишь, как услышишь. Вы знаете сами, матушка, что женитьба дело сердечное: нужно, чтобы душа... Марья Александровна . Ну, так! я вот как будто предчувствовала. Послушай, перестань либеральничать. Тебе это не пристало, не пристало, я тебе двадцать раз уже говорила. Другому еще это идет как-то, а тебе совсем не идет. Миша . Ах, маменька, но когда и в чем я был непослушен вам? Мне уже скоро тридцать лет, а между тем я, как дитя, покорен вам во всем. Вы мне велите ехать туды, куды бы мне смерть не хотелось ехать, — и я еду, не показывая даже и вида, что мне это тяжело. Вы мне приказываете потереться в передней такого-то — и я трусь в передней такого-то, хоть мне это вовсе не по сердцу. Вы мне велите танцевать на балах — и я танцую, хоть все надо мною смеются и над моей фигурой. Вы, наконец, велите мне переменить службу — и я переменяю службу, в тридцать лет иду в юнкера; в тридцать лет я перерождаюсь в ребенка в угодность вам! И при всем том вы мне всякий день колете глаза либеральничеством. Не пройдет минуты, чтобы вы меня не назвали либералом. Послушайте, матушка, это больно! Клянусь вам, это больно! Я достоин за мою искреннюю любовь и привязанность к вам лучшей участи... Марья Александровна . Пожалуйста, не говори этого! Будто я не знаю, что ты либерал; и знаю даже, кто тебе все это внушает: все этот скверный Собачкин. Миша . Нет, матушка, это уже слишком, чтобы Собачкина я даже стал слушаться. Собачкин мерзавец, картежник и все что вы хотите. Но тут он невинен. Я никогда не позволю ему надо мною иметь и тени влияния. Марья Александровна . Ах, Боже мой, какой ужасный человек! я испугалась, когда его узнала. Без правил, без добродетели — какой гнусный, какой гнусный человек! Если бы ты знал, что такое он разнес про меня!.. Я три месяца не могла никуда носа показать: что у меня подают сальные огарки; что у меня по целым неделям не вытираются в комнатах ковры щеткою; что я выехала на гулянье в упряжи из простых веревок на извозчичьих хомутах... Я вся краснела, я более недели была больна; я не знаю, как я могла перенести все это. Подлинно, одна вера в Провидение подкрепила меня. Миша . И этакий человек, вы думаете, может иметь надо мною власть? и думаете, я позволю?.. Марья Александровна . Я сказала, чтоб он не смел мне на глаза показываться, и ты одним только можешь оправдать себя, когда без всякого упорства сделаешь княжне déclaration сегодня же. Миша . Но, матушка, а если нельзя это сделать? Марья Александровна . Как нельзя, это почему? Миша (в сторону) . Ну, решительная минута!.. (Вслух.) Позвольте мне хотя здесь иметь свой голос, хотя в деле, от которого зависит счастие моей будущей жизни. Вы не спросили еще меня... ну, если я влюблен в другую? Марья Александровна . Это, признаюсь, для меня новость. Об этом я еще ничего не слышала. Да кто ж такая эта другая? Миша . Ах, маменька, клянусь, никогда еще не было подобной! Ангел, ангел и лицом и душою! Марья Александровна . Да чьих она, кто отец ее? Миша . Отец — Александр Александрович Одосимов. Марья Александровна . Одосимов? фамилия неслышная! Я ничего не знаю про Одосимова... да что он, богатый человек? Миша . Редкий человек, удивительный человек! Марья Александровна . И богатый? Миша . Как вам сказать? Нужно, чтобы вы его видели. Таких достоинств души не сыщешь в свете. Марья Александровна . Да что он, как, в чем состоит его чин, имущество? Миша . Я понимаю, маменька, чего вы хотите. Позвольте мне на счет этот сказать откровенно мои мысли. Ведь теперь, как бы то ни было, может быть, во всей России нет жениха, который бы не искал богатой невесты. Всякий хочет поправиться на счет женина приданого. Ну, пусть еще в некотором отношении это извинительно: я понимаю, что бедный человек, которому не повезло по службе или в чем другом, которому, может быть, излишняя честность помешала составить состояние, — словом, что бы то ни было, но я понимаю, что он вправе искать богатой невесты; и, может быть, несправедливы бы были родители, если б не отдали должного его достоинствам и не выдали бы за него дочери. Но вы посудите, справедлив ли человек богатый, который будет искать тоже богатых невест, — что ж будет тогда на свете? Ведь это все равно что сверх шубы да надеть шинель, когда и без того жарко, когда эта шинель, может быть, прикрыла бы чьи-нибудь плечи. Нет, маменька, это несправедливо! Отец пожертвовал всем имуществом на воспитанье дочери. Марья Александровна . Довольно, довольно! Больше я не в силах слушать. Все знаю, все: влюбился в потаскушку, дочь какого-нибудь фурьера, которая занимается, может, публичным ремеслом. Миша . Матушка... Марья Александровна . Отец — пьяница, мать — стряпуха, родня — кварташки или служащие по питейной части... И я должна все это слышать, все это терпеть, терпеть от родного сына, для которого я не щадила жизни!.. Нет, я не переживу этого! Миша . Но, матушка, позвольте... Марья Александровна . Боже мой, какая теперь нравственность у молодых людей! Нет, я не переживу этого! клянусь, не переживу этого... Ах! что это? у меня закружилась голова! (Вскрикивает.) Ах, в боку колика!.. Машка, Машка, склянку!.. Я не знаю, проживу ли я до вечера. Жестокий сын! Миша (бросаясь) . Матушка, успокойтесь! вы сами создаете для себя... Марья Александровна . И все это наделал этот скверный Собачкин. Я не знаю, как не выгонят до сих пор эту чуму. Лакей (в дверях) . Собачкин приехал. Марья Александровна . Как Собачкин? Отказать, отказать, чтоб его и духу здесь не было!II
Те же и Собачкин .
Собачкин . Марья Александровна! извините великодушно, что так давно не был. Ей-Богу, никак не мог! Поверить не можете, сколько дел; знал, что будете гневаться, право, знал... (Увидя Мишу.) Здравствуй, брат! Как ты? Марья Александровна (в сторону) . У меня просто слов недостает! Каков? Еще извиняется, что давно не был! Собачкин . Как я рад, что вы, судя по лицу, так свежи и здоровы. А братца вашего как здоровье? Я полагал, признаюсь, и его также застать у вас. Марья Александровна . Для этого вы бы могли отправиться к нему, а не ко мне. Собачкин (усмехаясь) . Я приехал рассказать вам один преинтересный анекдот. Марья Александровна . Я не охотница до анекдотов. Собачкин . Об Наталье Андреевне Губомазовой. Марья Александровна . Как, об Губомазовой!.. (Стараясь скрыть любопытство.) Так это, верно, недавно случилось? Собачкин . На днях. Марья Александровна . Что ж такое? Собачкин . Знаете ли, что она сама сечет своих девок? Марья Александровна . Нет! что вы говорите? Ах, какой страм! можно ли это? Собачкин . Вот вам крест! Позвольте же рассказать. Только один раз велит она виноватой девушке лечь, как следует, на кровать, а сама пошла в другую комнату, — не помню за чем-то, кажется за розгами. В это время девушка за чем-то выходит из комнаты, а на место ее приходит Натальи Андреевны муж, ложится и засыпает. Является Наталья Андреевна, как следует, с розгами, велит одной девушке сесть ему на ноги, накрыла простыней и — высекла мужа! Марья Александровна (всплеснув руками) . Ах, Боже мой, какой страм! Как это до сих пор я ничего об этом не знала? Я вам скажу, что я почти всегда была уверена, что она в состоянии это сделать. Собачкин . Натурально! Я это говорил всему свету. Толкуют: «Примерная жена, сидит дома, занимается воспитанием детей, сама учит их по-аглицки!» Какое воспитанье! Сечет всякий день мужа, как кошку!.. Как мне жаль, право, что я не могу пробыть у вас подолее. (Раскланивается.) Марья Александровна . Куда ж это вы, Андрей Кондратьевич? Не совестно ли вам, столько времени у меня не бывши... Я всегда привыкла вас видеть, как друга дома; останьтесь! Мне хотелось еще с вами переговорить кое о чем. Послушай, Миша, у меня в комнате дожидается каретник; пожалуйста, переговори с ним. Спроси, возьмется ли он переделать карету к первому числу. Цвет чтобы был голубой с светлой уборкой, на манер кареты Губомазовой.Миша уходит.
Я нарочно услала сына, чтобы переговорить с вами наедине. Скажите, вы, верно, знаете: есть какой-то Александр Александрович Одосимов?
Собачкин . Одосимов?.. Одосимов... Одосимов... Знаю, есть где-то Одосимов; а впрочем, я могу справиться. Марья Александровна . Пожалуйста. Собачкин . Помню, помню, есть Одосимов — столоначальник или начальник отделения... точно, есть. Марья Александровна . Вообразите, вышла одна смешная история... Вы мне можете сделать большое одолжение. Собачкин . Вам стоит только приказать. Для вас я готов на все, вы сами это знаете. Марья Александровна . Вот в чем дело: мой сын влюбился, или, лучше, не влюбился, а просто зашло в голову сумасбродство... Ну, молодой человек... Словом, он бредит дочерью этого Одосимова. Собачкин . Бредит? А, однако ж, он мне ничего об этом не сказал. Да, впрочем, конечно, бредит, если вы говорите. Марья Александровна . Я хочу от вас, Андрей Кондратьевич, большой услуги: вы, я знаю, нравитесь женщинам. Собачкин . Хе, хе, хе! Да вы почему это думаете? А ведь точно! Вообразите: на масленой шесть купчих... может быть, вы думаете, что я с своей стороны как-нибудь волочился или что-нибудь другое... Клянусь, даже не посмотрел! Да вот еще лучше: вы знаете того, как бишь его, Ермолай, Ермолай... Ах, Боже! Ермолай, вот что жил на Литейной, недалеко от Кирочной? Марья Александровна . Не знаю там никого. Собачкин . Ах, Боже мой! Ермолай Иванович, кажется, — вот хоть убей, позабыл фамилию. Еще жена его лет пять тому назад попала в историю. Ну, да вы знаете ее: Сильфида Петровна. Марья Александровна . Совсем нет; не знаю я никакого ни Ермолая Ивановича, ни Сильфиды Петровны. Собачкин . Боже мой! он еще жил недалеко от Куропаткина. Марья Александровна . Да и Куропаткина я не знаю. Собачкин . Да вы после припомните. Дочь, богачка страшная, до двухсот тысяч приданого; и не то чтобы с надуваньем, а еще до венца ломбардный билет в руки. Марья Александровна . Что ж вы? не женились? Собачкин . Не женился. Отец три дня на коленях стоял, упрашивал; и дочь не перенесла, теперь в монастыре сидит. Марья Александровна . Почему ж вы не женились? Собачкин . Да так как-то. Думаю себе: отец откупщик, родня — что ни попало. Поверите, самому, право, было потом жалко. Черт побери, право, как устроен свет: всё условия да приличия. Скольких людей уже погубили! Марья Александровна . Ну, да что же вам смотреть на свет? (В сторону.) Прошу покорно! Теперь всякая чуть вылезшая козявка уже думает, что он аристократ. Вот всего какой-нибудь титулярный, а послушай-ка, как говорит! Собачкин . Ну, да нельзя, Марья Александровна, право, нельзя, всё как-то... Ну, понимаете... Станут говорить: «Ну вот, женился черт знает на ком...» Да со мной, впрочем, всегда такие истории. Иной раз, право, совсем не виноват, с своей стороны решительно ничего... ну, что ты прикажешь делать? (Говорит тихо.) Ведь вот по вскрытии Невы всегда находят две-три утонувшие женщины, — я уж только молчу, потому что в такую еще впутаешься историю!.. Да, любят; а ведь за что бы, кажется? лицом нельзя сказать, чтобы очень... Марья Александровна . Полно, будто вы сами не знаете, что вы хорош. Собачкин (усмехается) . А ведь вообразите, что, еще как был мальчишкой, ни одна, бывало, не пройдет без того, чтобы не ударить пальцем под подбородок и не сказать: «Плутишка, как хорош!» Марья Александровна (в сторону) . Прошу покорно! Ведь вот насчет красоты тоже — ведь моська совершенная, а воображает, что хорош. (Вслух.) Ну, так послушайте же, Андрей Кондратьевич, с вашею наружностью можно это сделать. Мой сын влюблен до дурачества и воображает, что она совершенная доброта и невинность. Нельзя ли как-нибудь, знаете, представить ее не в том виде, как-нибудь эдак, что называется, немножко замарать? Если вы, положим, не произведете на нее действия и она не сойдет с ума от вас... Собачкин . Марья Александровна, сойдет! Не спорьте, сойдет! Я голову дам отрубить, если не сойдет. Я вам скажу, Марья Александровна, со мной не такие бывали истории... Вот еще на днях... Марья Александровна . Ну, как бы то ни было, сойдет или не сойдет, только нужно, чтобы по городу разнеслись слухи, что вы с нею в связи... и чтобы это дошло до моего сына. Собачкин . До вашего сына? Марья Александровна . Да, до моего сына. Собачкин . Да. Марья Александровна . Что «да»? Собачкин . Ничего, я так сказал «да». Марья Александровна . Разве вы находите, что это для вас трудно? Собачкин . О нет, ничего. Но все эти влюбленные... вы не поверите, какие у них несообразности, неуместные ребячества разные: то пистолеты, то... черт знает что такое... Конечно, я не то чтобы этим как-нибудь... но, знаете, неприлично в хорошем обществе. Марья Александровна . О! насчет этого будьте покойны. Положитесь на меня, я не допущу его до того. Собачкин . Впрочем, я так только заметил. Поверьте, Марья Александровна, я для вас, если бы пришлось точно порисковать где жизнью, то с удовольствием, ей-Богу, с удовольствием... Я так вас люблю, что, признаться сказать, даже совестно, — вы подумать можете Бог знает что, а это именно одно только глубочайшее уважение. Ах, вот хорошо, что вспомнил! я попрошу у вас, Марья Александровна, занять мне на самое короткое время тысячонки две. Черт его знает, какая дурацкая память! Одеваясь, все думал, как бы не позабыть книжку, нарочно положил на стол перед глазами. Что прикажете: всё взял — табакерку взял, платок даже лишний взял, а книжка осталась на столе. Марья Александровна (в сторону) . Что с ним делать? Дашь — замотает, а не дашь — распустит по городу такую чепуху, что мне никуды нельзя будет носа показать. И мне нравится, что еще говорит: позабыл книжку! Книжка-то у тебя есть, я знаю, да пуста. А нечего делать, нужно дать. (Вслух.) Извольте, Андрей Кондратьевич; обождите только здесь, я вам их сейчас принесу. Собачкин . Очень хорошо, я посижу здесь. Марья Александровна (уходя, в сторону) . Без денег ничего, мерзавец, не может сделать. Собачкин (один) . Да, эти две тысячи теперь мне и очень пригодятся. Долгов-то я отдавать не буду: и сапожник подождет, и портной подождет, и Анна Ивановна тоже подождет; конечно, раскричится, ну да что ж делать? нельзя же деньги сорить на все, с нее довольно и любви моей, а платье, она врет, у нее есть. А я сделаю вот как: скоро будет гулянье; колясчонка моя хоть и новая, ну да ее всякий уж видел и знает, а есть, говорят, у Иохима, только еще что вышла, последней моды, еще он даже никому не показывает. Если прибавлю эти две тысячи к моей коляске, так я могу ее и весьма выменять. Так я, знаете, какого задам тогда эффекту! Может быть, на всем гулянье всего и будет только одна или две такие коляски! Так обо мне везде заговорят. А между тем нужно подумать об порученье Марьи Александровны. Мне кажется, благоразумнее всего начать с любовных писем. Написать письмо от имени этой девушки, да и выронить как-нибудь нечаянно при нем или позабыть на столе в его комнате. Конечно, может выйти как-нибудь плохо. Да, впрочем, что ж? надает ведь только тузанов. Тузаны, конечно, больно, да всё же ведь не до такой степени, чтобы... Да ведь я могу и удрать, и если что — в спальню Марьи Александровны и прямо под кровать; и пусть-ка он оттуда меня вытащит! Но, главное, как написать письмо? Смерть не люблю писать! то есть просто хоть зарежь! Черт его знает, так, кажется, на словах все бы славно изъяснил, а примешься за перо — просто как будто бы кто-нибудь оплеуху дал. Конфузия, конфузия, — не подымается рука, да и полно. Разве вот что? у меня есть кое-какие письма, еще недавно ко мне писанные: выбрать, которое получше, подскоблить фамилию, а на место ее написать другую... Что ж, чем же это не хорошо? право! Пошарить в кармане, — может быть, тут же посчастливится найти именно такое, как нужно. (Вынимает из кармана пучок писем.) Ну, хоть бы это, например (читает) : «Я очинь слава Богу здарова но за немогаю от боле. Али вы душенька совсем пазабыли. Иван Данилович видел вас душиньку в тиатере и то пришли бы успокоили веселостями разговора». Черт возьми! кажется, правописанья нет. Нет, этим, я думаю, не надуешь. (Продолжает.) «Я для вас душинька вышила подвязку». Ну, и разносилась с нежностями! Что-то буколического много, Шатобрианом пахнет. А вот, может быть, не будет ли здесь чего-нибудь? (Развертывает другое и прищуривает глаз, стараясь разобрать.) «Лю-без-ный друг!» Нет, это, однако ж, не любезный друг; что же, однако ж? Нежнейший, дражайший? Нет, и не дражайший, нет, нет. (Читает.) «Ме, ме, е... рзавец». Хм! (Сжимает губы.) «Если ты, коварный обольститель моей невинности, не отдашь задолженные мною на мелочную лавочку деньги, которые я по неопытности сердечной для тебя, скверная рожа (последнее слово читает почти сквозь зубы) ... то я тебя в полицию». Черт знает что! Вот уж просто черт знает что! Вот уж именно ничего нет в этом письме. Конечно, обо всем можно сказать, но можно сказать благопристойно, выраженьями такими, которые бы не оскорбляли человека. Нет, нет, все эти письма, я вижу, как-то не то... совсем не годятся. Нужно поискать чего-нибудь сильного, где виден кипяток, кипяток, что называют. А вот, вот, посмотрим это. (Читает.) «Жестокий тиран души моей!» А, это что-то хорошее, однако ж. «Тронься сердечной моей участью!» И преблагородно! ей-Богу, преблагородно! Ведь вот видно воспитанье! Уж по началу видно, кто как себя поведет. Вот как нужно писать! Чувствительно, а между тем и человек не оскорблен. Вот это письмо я ему и подсуну. Далее уж и читать не нужно; только не знаю, как бы выскоблить так, чтобы не было заметно. (Смотрит на подпись.) Э, э! вот хорошо, даже имени не выставлено! Прекрасно! Это и подписать. Каково обделалось дельце само собою! А ведь говорят — наружность вздор: ну, не будь смазлив, не влюбились бы в тебя, а не влюбившись, не написали бы писем, а не имея писем, не знал бы, как взяться за это дело. (Подходя к зеркалу.) Еще сегодня как-то опустился, а то ведь иной раз точно даже что-то значительное в лице... Жаль только, что зубы скверные, а то бы совсем был похож на Багратиона. Вот не знаю, как запустить бакенбарды: так ли, чтобы решительно вокруг было бахромкой, как говорят — сукном обшит, или выбрить всё гольем, а под губой завести что-нибудь, а?Размещаю выдержки из замечательной поэмы Николая Васильевича, которую удалось-таки, наверстывая пробелы школьной программы, прочитать. Надо сказать, что приведённые ниже отрывки коснулись лично меня, были сделаны мною, и потому имеют субъективную оценку. Они никак не умаляют другие отрывки поэмы, на которые я в силу своих «достоинств» просто не обратил внимания. Можно комментировать, добавлять свои субъективные наблюдения. Актуальны ли мысли классика сегодня? Насколько точно отражена душа нации в размышлениях автора поэмы? Изменилось ли многое за пройденное время?
«Но странен человек: его огорчало сильно нерасположенье тех самых, которых он не уважал и насчёт которых отзывался резко, понося их суетность и наряды. Это тем более было ему досадно, что, разобравши дело ясно, он видел, как причиной этого был отчасти сам. На себя, однако же он не рассердился, и в том, конечно, был прав. Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду, например, на слуге, на чиновнике, на подведомственном, который впору подвернулся, на жене или, наконец, на стуле, который швырнется … к самым дверям, так что отлетит от него ручка и спинка: пусть, мол, его знает, что такое гнев» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. – 188с.)
«Странные люди эти господа чиновники, а за ними и все причине звания: ведь очень хорошо знали, что Ноздрев лгун, что ему нельзя верить ни в одном слове, ни в самой безделице, а между тем именно прибегнули к нему. Поди ты сладь с человеком! Не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрёт; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, всё проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетёт, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, ещё лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая неизвестно почему вообразится ему именно средством против его болезни» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. – 223с.)
«Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, в начале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. – 261с.)
«…и вот те деньги, которые бы поправили сколько-нибудь дело, идут на разные средства для приведения себя в забвенье. Спит ум, может быть, обретший великий родник великих средств; а там имение бух, с аукциона, и пошёл помещик забываться по миру с душою, от крайности. Готовую на низости, которых бы сам ужаснулся прежде» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. – 262с.)
«… чтобы отвечать скромно на обвиненье со стороны некоторых горячих патриотов, до времени занимающихся какой-нибудь философией или приращениями на счёт сумм нежно любимого ими отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том, чтобы только не говорили, что они делают дурное» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. – 264с.)
В.У. сравни с 2Кор.13:7 «Молим Бога, чтобы вы не делали никакого зла, не для того, чтобы нам показаться, чем должны быть; но чтобы вы делали добро, хотя бы мы казались и не тем, чем должны быть».
«Но молодость счастлива тем, что у ней есть будущее. По мере того как приближалось время к выпуску, сердце его билось. Он говорил себе: "Ведь это ещё не жизнь; это только приготовление к жизни; настоящая жизнь на службе. Там подвиги» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. - 277с.)
«- Думают, как просветить мужика! Да ты сделай его прежде богатым и хорошим хозяином, а там он сам выучится. Ведь как теперь, в это время, весь свет поглупел, так вы не можете себе представить. Что пишут теперь щелкоперы! Пустит какой-нибудь молокосос (?) книжку, и так вот все и бросятся на неё. Вот что стали говорить: «Крестьянин ведёт уж очень простую жизнь; нужно познакомить его с предметами роскоши, внушить ему потребность свыше состояния…» Что сами благодаря этой роскоши стали тряпки, а не люди, и болезней … каких понабрались, и уж нет осьмнадцатилетнего мальчишки, который бы не испробовал всего: и зубов у него нет, и плешив, как пузырь, - так хотят теперь и этих заразить. Да слава Богу, что у нас осталось хотя одно ещё здоровое сословие. Которые не познакомилось с этими прихотями! За это мы просто должны благодарить Бога. Да хлебопашцы для меня всех почтеннее – что вы его трогаете? Дай Бог, чтобы все были хлебопашцы» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. - 335с.)
«- Мы совсем не для благоразумия рождены. Я не верю, чтобы из нас был кто-нибудь благоразумным. Если я вижу, что иной даже и порядочно живёт, собирает и копит деньгу, не верю я и тому. На старости и его чёрт попутает: спустит потом всё вдруг. И все так, право: и просвещённые и непросвещённые. Нет, чего-то другого недостаёт, а чего – и сам не знаю» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. - 350с.)
Послушайте, Семён Семёнович, но ведь Вы же молитесь, ходите в церковь, не пропускаете, я знаю, ни утрени, ни вечерни. Вам хоть и не хочется рано вставать, но ведь Вы встаёте же и идёте, - идёте в четыре часа утра, когда никто так рано не поднимается.
- Это другое дело, Афанасий Васильевич. Я знаю, что это я делаю не для человека, а для Того, Кто приказал нам всем быть на свете. Что ж делать? Я верю, что Он милостив ко мне, что как я ни мерзок, ни гадок, но Он может простить и принять, тогда как люди оттолкнут ногою и наилучший из друзей продаст меня, да ещё и скажет потом, что он продал из благой цели…» (Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. - 368с.)
-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=
ИСТОЧНИК Гоголь Н.В. Мёртвые души: Поэма. – М.: Моск.рабочий, 1984. - 399с., ил
Прочитал поэму 08.10.2011
Прочтите приведенные в приложении отрывки из шестой главы первого тома «Мертвых душ» Н.В.Гоголя и ответьте на вопросы.
1. Какие элементы сочинения встречаются в этих отрывках? По каким признакам Вы их выделили?
2. Сравните описания деревни, господского дома, комнаты и внешнего вида Плюшкина. Насколько предметы этих описаний соответствуют друг другу? Выделите в этих описаниях главные и второстепенные признаки описываемых предметов.
3. Внешний вид Плюшкина глазами главного героя описывается дважды. С чем это связано? К каким эпитетам и сравнениям прибегает автор, изображая внешний вид Плюшкина? Помогает ли это понять читателю характер данного героя?
4. Сравните две портретных характеристики Плюшкина - в старости и молодости. Как изменился герой? Какие внутренние черты героя и внешние обстоятельства способствовали его изменению? Мог ли этот герой в иных обстоятельствах сохранить те качества, которые ему были присущи смолоду? Что, по-вашему, понадобилось бы ему, чтобы развить эти качества в лучшую сторону?
5. Насколько верными, по-Вашему, являются рассуждения автора о старости в последнем абзаце отрывка? Как эти рассуждения перекликаются с лирическим отступлением, идущим вначале отрывка? На чём могут быть основаны подобные рассуждения? Почему они представлены в главе, посвященной Плюшкину? В какой степени их можно принять в качестве обобщающих и распространить на более широкий круг лиц?
6. Знаете ли Вы примеры (из литературных произведений, Ваших родных и знакомых) благородной старости, когда человек не только сохраняет все лучшие качества, что у него были в юности и зрелых годах, но и преумножает их? Как Вы думаете, что способствовало этому?
7. Найдите примеры устаревших слов и выражений. Выпишите в тетрадь архаизмы и историзмы, объясните их значения. Есть ли среди историзмов слова, возродившиеся в современном русском языке? Какие слова и выражения в тексте указывают на время, место действия, на общественное положение героев?
8. Ирония - постоянный спутник творчества Н.В. Гоголя. Приведите примеры иронии в данных отрывках. Какие языковые средства использует писатель для создания иронии? Насколько ирония помогает автору изобразить описываемую ситуацию и раскрыть характер обоих героев?
9. Объясните значение прилагательного пошлый в тексте. Каково его происхождение? Что оно обозначало? Как изменилось его значение? При ответе на этот вопрос используйте «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля.
10. Образуйте форму множественного числа от существительного год. Какая форма, употребленная Н.В. Гоголем, соответствует этой современной форме? Можем ли говорить о том, что в современном русском литературном языке во множественном числе две формы к слову год?
11. Чем отличаются слова деревушка и городишка от слов деревня и город? Какого рода слова деревушка, городишка? Что в тексте указывает на род этих существительных?
12. Найдите в тексте слова напечатленье, ведён, заступавший, немолчный, покамест, выказываться, наместо, обсмотреть, и замените их однокоренными словами, более употребительными в современной речи, чем те, которые использовал автор.
13. Что обозначают словосочетания казённый дом, хвостик языка, течь в обширном размере (о хозяйстве), поносные слова, хлопчатая бумага. Можно ли заменить эти словосочетания на современные?
14. От каких слов образованы слова мещанский, помещичий, к каким словам они восходят? Как изменились первоначальные значения этих слов?
15. Объясните смысл предложения Уездный чиновник пройди мимо - я уже задумывался: куда он идёт. Что необычного в выражении сказуемого в первом простом предложении данного сложного предложения?
16. К каким сравнениям прибегает Н. В. Гоголь? Что дают эти сравнения читателю?
17. Что общего в употреблении слов бревно и овощ в предложениях Бревно на избах было темно и старо ; Кладовые, амбары и сушилы загромождены были высушенными рыбами и всякою овощью ?
18. Найдите в тексте слово бюро. Что необычного для современного читателя в употреблении данного слова? Что общего в словах пальто, кино, бюро, шимпанзе в современном русском языке?
19. В каком значении употреблено слово квартира ?
20. Как образовано прилагательное приветливый? Приведите в качестве примера прилагательное, образованное тем же способом с помощью тех же морфем.
21. Какие существительные, употребленные в тексте, кроме слова графинчик, относятсч к уменьшительно-ласкательным производным?
22. Выпишите употребляющиеся в тексте слова, обозначающие родственные отношения. Такие слова называются терминами родства. Являются ли терминами родства слова муж, жена ? Какие термины родства, кроме употребленных автором в данном тексте, вы знаете?
24. Выпишите все встречающиеся в тексте наименования одежды. Есть ли среди них устаревшие слова?
25. Назовите морфологические и синтаксические признаки лирических отступлений, встретившихся в прочитанном Вами отрывке.
предмету.
26. Главный герой не сразу распознал в Плюшкине не только барина, но и мужчину. Какие признаки (внешний вид, поведение) ввели в заблуждение Чичикова? Из каких признаков, по-Вашему, у главного героя должно было складываться представление о помещике?
27. Одинаковы ли содержания понятий «барин» и «помещик»? Как изменилось содержание и объём понятия «барин» в современном языке? Встречаются ли в прочитанном Вами тексты другие слова с изменившимся содержанием и объёмом понятия?
28. О характере человека, его поведении, отношении к другим людям многое могут рассказать место его обитания и предметы, его окружающие. Это тоже признаки, на основании которых у нас складывается (во всяком случае перво-
начальное) впечатление о человеке. Насколько, по-Вашему, эти признаки являются существенными? По чему мы составляем более полное представление о человеке. Вспомните народную пословицу на эту тему. Попытайтесь дать характеристику Плюшкина, исходя из описания его дома и комнаты, где он принимал Чичикова.
29. В прочитанном тексте приводятся наименования жилых и служебных строений. Каково содержание соответствующих понятий? По каким существенным признакам они противопоставлены друг другу?
30. Выпишите из текста глаголы, обозначающие движения. Сравните их значения и назовите признаки, по которым эти глаголы различаются.
По каким признакам различаются глаголы в парах идти - ходить, бежать - бегать, лететь - летать, нести - носить, вести - возить, везти - возить, катить - катать, ползти - ползать?
31. С прописной или строчной буквы следует писать фамилии литературных персонажей, употребляемые во множественном числе (И сейчас встречаются Чичиковы и Плюшкины)?
Н.В. Гоголь . Мёртвые души (отрывок)
Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: всё равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, - любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд. Всякое строение, всё, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности, - всё останавливало меня и поражало. Каменный ли казённый дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинёшенек торчавший среди бревенчатой тёсаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесённый над выбеленною как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, - ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядели и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесённого Бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их. Уездный чиновник пройди мимо - я уже и задумывался: куда он идёт, на вечер ли к какому-нибудь своему брату,
или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем ещё сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьёй, и о чём будет ведён разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в толстой куртке принесёт уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика, я любопытно смотрел на высокую узкую деревянную колокольню или широкую тёмную деревянную старую церковь. Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою наружностью, и по нём старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам, или хмурен, как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на её пошлую наружность; моему охлаждённому взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!
Покамест Чичиков думал и внутренно посмеивался над прозвищем, отпущенным мужиками Плюшкину, он не заметил как въехал в середину обширного села со множеством изб и улиц. Скоро, однако же, дал заметить ему это препорядочный толчок, произведённый бревенчатою мостовою, пред которою городская каменная была ничто. Эти брёвна, как фортепьянные клавиши, подымались то вверх, то вниз, и необерегшийся ездок приобретал или шишку на затылок, или синее пятно на лоб, или же случалось своими собственными зубами откусить пребольно хвостик собственного же языка. Какую-то особенную ветхость заметил он на всех деревенских строениях: бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили, как решето; на иных оставался только конёк сверху да жерди по сторонам в виде рёбр. Кажется, сами хозяева снесли с них драньё и тёс, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы не кроют, а в вёдро и сама не каплет, бабиться же в ней незачем, когда есть простор и в кабаке, и на большой дороге, - словом, где хочешь. Окна в избёнках были без стёкол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном; балкончики под крышами с перилами, неизвестно для каких причин делаемые в иных русских избах, покосились и почернели даже не живописно. Из-за изб тянулись во многих местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как видно, долго; цветом походили они на старый, плохо выжженный кирпич, на верхушке их росла всякая дрянь, и даже прицепился сбоку кустарник. Хлеб, как видно, был господский. Из-за хлебных кладей и ветхих крыш возносились и мелькали на чистом воздухе, то справа, то слева, по мере того как бричка делала повороты, две сельские церкви, одна возле другой: опустевшая деревянная и каменная, с желтенькими стенами, испятнанная, истрескавшаяся. Частями стал выказываться господский дом и наконец глянул весь в том месте, где цепь изб прервалась и наместо их остался пустырём огород или кустарник, обнесённый низкою, местами изломанною городьбою. Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный, длинный непомерно. Местами был он в один этаж, местами в два; на тёмной крыше, не везде надёжно защищавшей его старость, торчали два бельведера, один против другого, оба уже пошатнувшиеся, лишённые когда-то покрывавшей их краски. Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решётку и, как видно, много потерпели от всяких непогод, дождей, вихрей и осенних перемен. Из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками. Эти два окна, с своей стороны, были тоже подслеповаты; на одном из них темнел наклеенный треугольник из
синей сахарной бумаги. [...]
Сделав один или два поворота, герой наш очутился наконец перед самым домом, который показался теперь ещё печальнее. Зелёная плесень уже покрыла ветхое дерево на ограде и воротах. Толпа строений: людских, амбаров, погребов, видимо ветшавших, - наполняла двор; возле них направо и налево видны были ворота в другие дворы. Всё говорило, что здесь когда-то хозяйство текло в обширном размере, и всё глядело ныне пасмурно. Ничего не заметно было оживляющего картину: ни отворявшихся дверей, ни выходивших откуда-нибудь людей, никаких живых хлопот и забот дома! Только одни главные ворота были растворены, и то потому, что въехал мужик с нагруженною телегою, покрытою рогожею, показавшийся как бы нарочно для оживления сего вымершего места; в другое время и они были заперты наглухо, ибо в железной петле висел замок-исполин. У одного из строений Чичиков скоро заметил какую-то фигуру, которая начала вздорить с мужиком, приехавшим на телеге. Долго он не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик. Платье на ней было совершенно неопределённое, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины. "Ой, баба! - подумал он про себя и тут же прибавил: Ой, нет!" - "Конечно, баба!" - наконец сказал он, рассмотрев по-
пристальнее. Фигура с своей стороны глядела на него тоже пристально. Казалось, гость был для неё в диковинку, потому что она обсмотрела не только его, но и Селифана, и лошадей, начиная с хвоста и до морды. По висевшим у ней за поясом ключам и по тому, что она бранила мужика довольно поносными словами, Чичиков заключил, что это, верно, ключница.
Послушай, матушка, - сказал он, выходя из брички, - что Барин?..
Нет дома, - прервала ключница, не дожидаясь окончания вопроса, и потом, спустя минуту, прибавила: - А что вам нужно?
Есть дело!
Идите в комнаты! - сказала ключница, отворотившись и показав ему спину, запачканную мукою, с большой прорехой пониже.
Он вступил в тёмные широкие сени, от которых подуло холодом, как из погреба. Из сеней он попал в комнату, тоже тёмную, чуть-чуть озарённую светом, выходившим из-под широкой щели, находившейся внизу двери. Отворивши эту дверь, он наконец очутился в свету и был поражён представшим беспорядком. Казалось, как будто в доме происходило мытьё полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислонённый боком к стене шкаф с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором. На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплёте с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.[...]
Никак бы нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо, если бы не возвещал его пребыванье старый, поношенный колпак, лежавший на столе. Пока он рассматривал всё странное убранство, отворилась боковая дверь, и взошла та же самая ключница, которую встретил он на дворе. Но тут увидел он, что это был скорее ключник, чем ключница: ключница по крайней мере не бреет бороды, а этот, напротив того, брил, и, казалось, довольно редко, потому что весь подбородок с нижней частью щеки походил у него на скребницу из железной проволоки, какою чистят на конюшне лошадей. Чичиков, давши вопросительное выражение лицу своему, ожидал с нетерпеньем, что хочет сказать ему ключник. Ключник тоже с своей стороны ожидал, что хочет ему сказать Чичиков. Наконец последний, удивлённый та-
ким странным недоумением, решился спросить:
Что ж барин? у себя, что ли?
Здесь хозяин, - сказал ключник.
Где же? - повторил Чичиков.
Что, батюшка, слепы-то, что ли? - сказал ключник. - Эхва! А вить хозяин-то я!
Здесь герой наш поневоле отступил назад и поглядел на него пристально. Ему случалось видеть немало всякого рода людей, даже таких, каких нам с читателем, может быть, никогда не придётся увидать; но такого он ещё не видывал. Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперёд, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки ещё не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда высунувши из тёмных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух. Гораздо замечательнее был наряд его: никакими средствами и стараньями нельзя бы докопаться, из чего состряпан был его халат: рукава и верхние полы до того засалились и залоснились, что походили на юфть, какая идёт на сапоги; назади вместо двух болталось четыре полы, из которых охлопьями лезла хлопчатая бумага. На шее у него тоже было повязано что-то такое, которого нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, или набрюшник, только никак не галстук. Словом, если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где-нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. Ибо к чести героя нашего нужно сказать, что сердце у него было сострадательно и он не мог никак удержаться, чтобы не подать бедному человеку медного гроша. Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик. У этого помещика была тысяча с лишком душ, и попробовал бы кто найти у кого другого столь ко хлеба зерном, мукою и просто в кладях, у кого бы кладовые, амбары и сушилы загромождены были таким множеством холстов, сукон, овчин выделанных и сыромятных, высушенными рыбами и всякой овощью, или губиной. Заглянул бы кто-нибудь к нему на рабочий двор, где наготовлено было на запас всякого дерева и посуды, никогда не употреблявшейся, - ему бы показалось, уж не попал ли он как-нибудь в Москву на щепной двор, куда ежедневно отправляются расторопные тещи и свекрухи, с кухарками позади, делать свои хозяйственные запасы и где горами белеет всякое дерево - шитое, точёное, лаженое и плетёное: бочки, пересеки, ушаты, лагуны, жбаны с рыльцами и без рылец, побратимы, лукошки, мыкольники, куда бабы кладут свои мочки и прочий дрязг, коробья из тонкой гнутой осины, бураки из плетеной берёстки и много всего, что идёт на потребу богатой и бедной Руси. На что бы, казалось, нужна была Плюшкину такая гибель подобных изделий? во всю жизнь не пришлось бы их употребить даже на два таких имения, какие были у него, - но ему и этого казалось мало. Не довольствуясь сим, он ходил ещё каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины и всё, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, гли-няный черепок, - все тащил к себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты. "вон уже рыболов пошёл на охоту!" - говорили мужики, когда видели его, идущего на добычу. И в самом деле, после него незачем было мести улицу: случилось проезжему офицеру потерять шпору, шпора эта мигом отправилась в известную кучу; если баба, как-нибудь зазевавшись у колодца, позабывала ведро, он утаскивал и ведро. впрочем, когда приметивший мужик уличал его тут же, он не спорил и отдавал похищенную вещь; но если только она попадала в кучу, тогда всё кончено: он божился, что вещь его, куплена им тогда-то, у того-то или досталась от деда. В комнате своей он подымал с пола всё, что ни видел: сургучик, лоскуток бумажки, пёрышко, и всё это клал на бюро или на окошко.
А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал к нему пообедать, слушать и учиться у него хозяйству и мудрой скупости. Всё текло живо и свершалось размеренным ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде во всё входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины. Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум; опытностью и познанием света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли, или не рад был этому гость. В доме были открыты все окна, антресоли были заняты квартирою учителя француза, который славно брился и был большой стрелок: приносил всегда к обеду тетерек и уток, а иногда и одни воробьиные яйца, из которых заказывал себе яичницу, потому что больше в доме никто её не ел. На антресолях жила также его компатриотка, наставница двух девиц. Сам хозяин являлся к столу в сюртуке хотя несколько поношенном, но опрятном, локти были в порядке: нигде никакой заплаты. Но добрая хозяйка умерла; часть ключей, а с ними мелких забот, перешла к нему. Плюшкин стал беспокойнее и, как все вдовцы, подозрительнее и скупее. На старшую дочь Александру Степановну он не мог во всем положиться, да и был прав, потому что Александра Степановна скоро убежала с штабс-ротмистром, Бог весть какого кавалерийского полка, и обвенчалась с ним где-то наскоро в деревенской церкви, зная, что отец не любит офицеров по странному предубеждению, будто все военные картёжники и мотишки. Отец послал ей на дорогу проклятие, а преследовать не заботился. В доме стало ещё пустее. Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жёстких волосах его седина, верная подруга её, помогла ей ещё более развиться; учитель француз был отпущен, потому что сыну пришла пора на службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский город, с тем чтобы узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал к отцу уже по своём определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш. Наконец последняя дочь, остававшаяся с ним в доме, умерла, и старик очутился один сторожем, хранителем и владетелем своих богатств. Одинокая жизнь дала сытую пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее; человеческие чувства, которые и без того не были в нем глубоки, мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине. Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения о военных, что сын его проигрался в карты; он послал ему от души своё отцовское проклятие и никогда уже не интересовался знать, существует ли он на свете, или нет. С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались только два, из которых одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и пёрышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались-торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый на воз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было её рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль. Он уже позабыл сам, сколько у него было чего, и помнил только, в каком месте стоял у него в шкафу графинчик с остатком какой-нибудь настойки, на котором он сам сделал наметку, чтобы никто воровским образом её не выпил, да где лежало пёрышко или сургучик. А между тем в хозяйстве доход собирался по-прежнему: столько же оброку должен был принесть мужик, таким же приносом орехов обложена была всякая баба, столько же поставов холста должна была наткать ткачиха, - всё это сваливалось в кладовые, и всё становилось гниль и прореха, и сам он обратился наконец в какую-то прореху на человечестве. [...]
Итак, вот какого рода помещик стоял перед Чичиковым! Должно сказать, что подобное явление редко попадается на Руси, где всё любит скорее развернуться, нежели съежиться, и тем поразительнее бывает оно, что тут же в соседстве подвернётся помещик, кутящий во всю ширину русской удали и барства, прожигающий, как говорится, насквозь жизнь. [...]
И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог так измениться! И похоже это на правду? Всё похоже на правду, всё может статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдаёт назад и обратно! Могила милосерднее её, на могиле напишется: "Здесь погребён человек!" - но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости.
Словарик
Антресоли, мн. - Верхний полуэтаж дома.
Бабиться, несов. - Нежиться.
Бельведер, м. - Небольшое возвышающееся над крышей строение.
Бурак, м. - Коробка из берёсты.
Дрязг, м. - Мелкие предметы; хлам.
Зипун, м. - Крестьянский рабочий кафтан.
Квартира, ж. - Жилье, место проживания.
Компатриотка, ж. - Соотечественница.
Мадам, ж. - Гувернантка-француженка.
Мочка, ж. - Нить, волокно, пряжа.
Мыкольник, м. - Лукошко.
Пересек, м. - Распиленная пополам бочка.
Побратима, ж - Большая стопа, сосуд для питья.
Сибирка, ж. - Род короткого кафтана.
Сюртук, м. - Мужская верхняя двубортная одежда в талию в длинными полами.
Штабс-ротмистр, м. - Офицерский чин в дореволюционной русской армии, а также
лицо в этом чине.
Щепной двор. - Рынок, где продавали деревянную резную, токарную посуду.
Юфть, ж. - Бычья или коровья кожа, выделанная с помощью дёгтя.