Дали предчувствие гражданской войны описание картины. Предчувствие гражданской войны сальвадор дали

Другое название картины «Мягкая конструкция с варёными бобами ». Картина была написана в 1936 году. Холст, масло. Размеры: 100 × 99 см. В настоящее время находится в Художественном музее Филадельфии.

Картина выполнена в характерной для Сальвадора Дали сюрреалистической манере. Если посмотреть на картину, то создаётся ощущение, что на картине представлен абсолютно бессмысленный сюжет, однако всё встаёт на свои места, если узнать о замысле художника. Как и многие другие картины сюрреалистов, эта работа наполнена символами и аллегориями, чтобы расшифровать которые необходимо знать историю создания полотна.

Картина была написана Сальвадором Дали в 1936 году, как раз тогда, когда началась Гражданская война в Испании. Тогда испанская оппозиция под предводительством генерала Франсиско Франко, которого поддерживал фашистский режим Германии, Италии и Португалии, устроила мятеж, в результате которого правительство Испании было свергнуто и началась Гражданская война. Эти события стали основополагающими для картины испанского художника Сальвадора Дали.

В своей работе он выразил свои переживания и свои представления о гражданской войне. В центре композиции находится странное переплетение из рук и ног. Если присмотреться, то можно заметить, что общая форма сюрреалистической конструкции напоминает очертание Испании. Части тела на картине будто сцеплены в жуткой схватке, что символизирует собой борьбу двух сторон. При этом на картине представлено две ноги и две руки, что говорит о том, что смертельная борьба двух сторон на самом деле является одним целым, то есть одним человеком, который разорвал сам себя — Испания, которая разделилась на два лагеря, после чего началась братоубийственная война. В самом верху композиции мы можем увидеть голову с лицом, которое искажено болью. В самом низу рука, которая уже почернела и отмерла. На земле разбросаны варёные бобы, которые считаются едой для бедных.

Картина может показаться жуткой и пугающей, но именно так Сальвадор Дали и решил изобразить все ужасы войны. Стоит также отметить, что эту работу по своему замыслу и пугающей реалистичности сравнивают с известной картиной Пабло Пикассо « », которая была написана в 1937 году и также относится к Гражданской войне в Испании.

Предчувствие гражданской войны (Мягкая конструкция с варёными бобами) Сальвадор Дали

Собираетесь отправиться в аэропорт Внуково или Шереметьево, но не знаете, где можно оставить свой автомобиль? Узнайте всё о парковке во Внуково на сайте «ParkPlatze». Вся необходимая информация по интересующей вас теме.

Предчувствие гражданской войны (Сальвадор Дали)

Знаменитое полотно «Мягкая композиция с вареными бобами: предчувствие гражданской войны» было написано художником в 1936 году — во время его программного сюрреалистического искусства. Когда началась гражданская война в Испании, С. Дали принял сторону фалангистов, видел в генерале Франко политика, который мог бы сделать для страны гораздо больше, чем любое новое правительство. «Но бесчисленные комментарии Сальвадора Дали обо всем и ни о чем, — как пишет А. Рожин, — не всегда следует принимать дословно. Поэтому его противоречивость, по словам Шниде, особенно очевидна, когда он одной рукой как бы прославляет диктаторскую власть, а другой в то же время создает одну из самых впечатляющих и устрашающих своих работ — «Мягкую конструкцию с вареными бобами: предчувствие гражданской войны».

И действительно, два огромных существа, напоминающие деформированные, случайно сросшиеся части человеческого тела устрашают возможными последствиями своих мутаций. Одно существо образовано из искаженного болью лица, человеческой груди и ноги; другое — из двух рук, исковерканных как бы самой природой, и уподобленной тазобедренной части формы. Они сцеплены между собой в жуткой схватке, отчаянно борющиеся друг с другом, эти существа-мутанты вызывают отвращение как тело, разорвавшее само себя.

Существа эти изображены на фоне пейзажа, написанного С. Дали в блестящей реалистической манере. Вдоль линии горизонта, на фоне невысокой горной гряды, расположены миниатюрные изображения неких старинных по виду городков.

Низкая линия горизонта гиперболизирует действие фантастических существ на первом плане, одновременно она подчеркивает необъятность небосвода, заслоняемого огромными облаками. И сами облака своим тревожным движением еще больше усиливают трагический накал нечеловеческих страстей.

Картина «Предчувствие гражданской войны» небольшая, но она обладает подлинной монументальной выразительностью, которая рождается из эмоционального контраста, из масштабного противопоставления безгранично живой природы и сокрушающей тяжеловесности ирреальных фигур-мутантов. Это произведение открывает антивоенную тему в творчестве С. Дали, она звучит пугающе, предупреждает разум и взывает к нему. Квадратная фигура, формируемая конечностями, напоминает географические очертания Испании. Сам художник говорил: «Дурные предчувствия надвигающейся гражданской войны мучили меня, — вспоминал Дали, — и за полгода до начала событий я написал эту картину. Приправленная вареными бобами, она изображает огромное человеческое тело в виде чудовищных наростов рук и ног, которые ломают друг друга в пароксизме безумия. …Это не просто монстры — призраки испанской гражданской войны, а войны как таковой вобще».

В гражданской войне в Испании (1936-1939) республиканцы потерпели поражение, и пришедший к власти генерал Франко установил в стране фашистскую диктатуру. Большинство сюрреалистов (это касается, впрочем, и вообще европейской культурной элиты) симпатизировали республиканцам. Дали, в отличие от них, оставался сторонником Франко, хотя особенно и не афишировал это. В своих политических пристрастиях он часто бывал непредсказуем. Но безотносительно ко всему этому ему удалось создать мощное и необычное антивоенное полотно. "Дурные предчувствия надвигающейся гражданской войны мучили меня, - вспоминал Дали, -и за полгода до начала событий я написал эту картину. Приправленная вареными бобами, она ~ изображает огромное человеческое тело в виде чудовищных наростов рук и ног, которые ломают друг друга в пароксизме безумия". Квадратная фигура, формируемая конечностями, напоминает географические очертания Испании - тут мы имеем дело с очевидной аллюзией.

В 1936 году Испанию накрыл ужас. Такого на Земле еще не было. Были Чингис-хан и Тимур, Атилла и святая инквизиция. Но все это меркнет по сравнению с тем, что сгущалось в Европе в 30-х годах прошлого века, и навалилось на Испанию 18 июля 1936 года вслед за фразой: «Над всей Испанией безоблачное небо». Полное название картины Сальвадора Дали: «Мягкая конструкция с вареными бобами» (предчувствие гражданской войны). Фрагменты человеческих костей собраны в странный каркас, формой отдаленно напоминающий Испанию. Венчает это жуткое сооружение голова, с безумным оскалом обращенная к равнодушному небу. И вареные бобы на выжженной земле. Год спустя, когда война из предчувствия перешла в явь, Пабло Пикассо пишет свою «Гернику», в которой то, что у Дали было дано как предпосылка, как состояние духа, воплотилось во вполне конкретный кошмар последствий войны.

То, что в современной России сгущается атмосфера фашизма, не видит только слепой. Предчувствие войны (а у многих - и предвкушение) стало общим местом в прессе и на ТВ. Киселев постоянно испепеляет США; Соловьев радостно сообщает, что медведь никому не обязан сообщать, где проходят границы его тайги. Постоянными обитателями студий российских телеканалов стали «лидеры Новороссии» Долгов, Рогов и Кофман, которые с улыбкой рассказывают, как они придут в Киев и повесят Порошенко и Яценюка. Реакции российской культуры на это нет. Я - не про протесты и гражданскую позицию. Я - про реакцию на языке культуры. В России сегодня нет ни Сальвадора Дали, ни Пабло Пикассо. На том месте, где раньше была великая русская культура (прежде всего великая русская литература), сегодня зияющая пустошь. Пустошь имеет имена, фамилии, отчества. Нет, говорите, художников? Как это нет? Вот вам, пожалуйста, Илья Сергеевич Глазунов, к которому только что приезжал в гости сердечный друг Жан Мари Ле Пен. Ну, тот самый, который газовые камеры называл «лишь эпизодом Второй мировой», а своих критиков еврейского происхождения обещал отправить в печи. Так вот, Илья Глазунов обещал Ле Пену включить его портрет в свое очередное эпическое полотно. А вы говорите - Дали, Пикассо, предчувствия какие-то. Тут не предчувствие, а предвкушение!

Среди авторов таких популярных изданий, как «Известия» и «Комсомолка», многие опасаются, что предвкушение войны, ее предчувствие может оказаться ложным, и жажда войны будет неутоленной. Ульяна Скойбеда в «Комсомольской правде» от 1 ноября печалится: «Взрыв патриотизма на волне Крыма был велик, но он проходит, прошел. Нужна новая подпитка, но мы не завоевали Новороссию (ополченцы не в счет) и не победили Киев... Хотелось бы понятных действий, плана, как правительство будет выводить страну из нынешней ситуации. Проводить земельную реформу? Гнать всех безработных в поле? Отстраивать предприятия? Все для фронта, все для победы? Но ведь фронта-то нет, вот и когнитивный диссонанс...» Чтобы кто-то из читателей не решил, что журналистка «КП» всего лишь делится своим мнением, Скойбеда объясняет статус своих текстов так: «Я слышу шелест событий. Знаю, где упадет дерево. Поэтому мои колонки вызывают явление резонанса. Я чувствую настроение общества». Зачем нам Ахматова? У нас есть Скойбеда.

Ощущение крайней неловкости от этого изделия возникает не только от его неталантливости и пошлости. Не только от того, что вместо бунинского целомудренного описания страсти Михалков дает постельную сцену, сопровождаемую для наглядности работой поршней пароходного двигателя. Это - на тот случай, если кто из зрителей не поймет, что там происходит между голыми и потными героем и героиней фильма. Главная неловкость от чрезвычайной назидательности фильма, его наставительного характера в духе советских агиток. Герой на протяжении трех часов задает один вопрос: «Как это случилось?», имея в виду кошмар революции и гражданской войны. Михалков не полагается на разум зрителя и открытым текстом отвечает на этот вопрос: вся беда - в просвещении народа, в науке, а также в свободе слова и мысли, благодаря которым становится возможной критика власти. Вот вам пример-символ: мальчику в детстве учитель рассказал об эволюции. Мальчик удивился: как же это, значит, и царь с царицей произошли от обезьяны?! Ведь это же что получается?.. А в следующей сцене этот мальчик, став взрослым, показан уже сотрудником ВЧК, организующим садистское и подлое затопление баржи с запертыми в трюме офицерами-врангелевцами. Дарвин - как непосредственная причина садизма и подлости.


Двадцатый век был веком идеологий. Разных: религиозных и светских, левых и правых, тоталитарных и демократичных, бесчеловечных и гуманных. Но все они с той или иной степенью успешности выполняли функцию социального клея. Осуществляли сборку общества, способствовали врастанию индивида в социум. То есть делали то, что в прошлые века делали общины, гильдии, сословия. В сегодняшней России, несмотря на жажду государственной идеологии, ее нет и быть не может. У Михалкова, как и у Путина, как и у Киселева, Гундяева (Патриарх Кирилл), Соловьева и прочих железняков и яровых идеология не может присутствовать не потому, что ее нельзя придумать, а потому, что идеология возникает как некое единство и иерархия ценностей. А у всей вышеперечисленной компании ценность одна: сохранение власти и преумножение собственности. Поэтому все они равно печалятся об империи и о советской власти, легко могут менять местами красных и белых, чекистов и белогвардейцев. Состояние российского общественного сознания сегодня в точности напоминает то, что изображено на картине Дали: вот человечьи кости, вот вареные бобы, а вот пустая земля.

Слова и ценности не имеют никакого значения. И, в конечном счете, вообще теряют смысл. В конце минувшей недели, 31 октября, я принял участие в передаче «Мнения сторон» на «Радио Москвы». Это одна из немногих программ, в которых я еще могу участвовать, поскольку ее ведущий, Игорь Игорев, ведет дискуссию как профессиональный журналист, а не как, например, Соловьев или Толстой. Моим оппонентом был политолог Павел Святенков. Речь, естественно, зашла об Украине. На мой тезис о том, что Россия стала первым и единственным государством, которое после Второй мировой войны совершило аннексию, то есть украло кусок территории другого государства, я ждал возражений в традиционном духе про Сербию, про справедливость, волеизъявление. Но получил неожиданное. Политолог Святенков, имеющий два (2!) высших образования, МГУ и МГИМО, объяснил мне и радиослушателям, что первый акт аннексии после Второй мировой совершила Украина, которая в 1954 году украла у России Крым. На вопрос, понимает ли политолог, что УССР и РСФСР не были самостоятельными государствами, и границы между ними были такой же условностью, как и границы между Тульской и Московской областями, политолог сообщил, что он точно знает, что тогда в СССР это были разные страны, и Украина украла у России Крым. Мне тогда вспомнился герой рассказа Шукшина, Глеб Капустин, дискуссии с которым не мог выдержать ни один городской интеллигент.


Текст: Игорь Репкин

Восхищение политикой Франко и Гитлера. Вербальная апологетика фашизма. «Мягкая конструкция с варёными бобами (предчувствие гражданской войны)», 1936 год. Визуальная демонстрация пацифизма. Где Дали настоящий – не увлечённый творец, но подлинная личность? Жан Энгр утверждал: «Рисунок – честность искусства». Проверим.

ДУЭЛЬ С ДВОЙНИКОМ

Сальвадор Доменек Фелип Жасинт Дали и Доменеч. Его полное имя. Длинно, путано, сложно. Сальвадор Дали. Его творческий псевдоним. Ярко, напористо, мемориально. Фотографическая точность изображения вкупе с неумелыми, словно детскими мазками. Примета академического, но скромного живописного дара. Реалистичные пейзажи, наполненные нереальными существами. Наглядное подтверждение, что гениальность и сумасшествие всегда идут рядом, а Дали – бесспорно гений и, возможно, сумасшедший. Фигерас. Маленький торговый городок в долине Ампурдана на севере Каталонии. Здесь 110 лет назад, 11 мая 1904 года родился Сальвадор Дали. Ребёнком он был долгожданным. Правда, не сам по себе. За девять месяцев, девять дней и 16 часов до рождения сюрреалистического гения в семье уважаемого нотариуса Сальвадора Дали-и-Куси и его жены Фелипы Доменеч произошла трагедия – в 22 месяца умер их первенец Сальвадор Гал Ансельм. Безутешные родители тем же именем – в честь Спасителя – назвали следующего ребёнка.

И вся его жизнь будет отмечена присутствием двойника. Незримого, но Дали-художником более чем ощутимого.

«Все эксцентричные поступки, которые я имею обыкновение совершать, все эти абсурдные выходки являются трагической константой моей жизни. Я хочу доказать себе, что я не умерший брат, я живой. Как в мифе о Касторе и Поллуксе: лишь убивая брата, я обретаю бессмертие».

Это признание в «Невысказанных откровениях Сальвадора Дали», опубликованных в 1976 году, – порождение очередного посещения кладбища, после которого пятилетний Сальвадор сформировал собственное мнение о родительской любви, решив, что она предназначена не ему, а умершему брату.

Впрочем, сам же Дали, поведав о вечной дуэли с братом-тёзкой (если это не плод всего лишь живого воображения), приводит красноречивые доказательства, что вся роскошь родительских подарков и вседозволенность поведения доставалась как раз ему.

«В родительском доме я установил абсолютную монархию. Все готовы были служить мне. Родители боготворили меня. Однажды на праздник Поклонения Волхвов в куче подарков я обнаружил королевское облачение: сияющую золотом корону с большими топазами и горностаевую мантию».

В итоге ребенок рос заносчивым и неуправляемым. Он добивался своего капризами и симуляцией, всегда стремился выделиться и привлечь к себе внимание. Однажды затеял скандал на торговой площади. Кондитерская лавка была закрыта. Для Сальвадора это ничего не значило. Ему нужна была сладость. Здесь и сейчас. Собралась толпа. Уладили дело полицейские – уговорили торговца открыть лавку во время сиесты и подарить-таки мальчику сладость.

Плюс букет фобий и комплексов. Боязнь кузнечиков, например. Насекомое за шиворотом доводило мальчика до иступленной истерики. Одноклассников такая реакция весьма веселила…

«Мне 37 лет, а страх, который внушает мне эта тварь, не уменьшился. Мало того, мне кажется, что он растёт, хотя дальше некуда. Если я встану на краю пропасти и на меня прыгнет кузнечик, я кинусь вниз, только бы не длить эту пытку!»

В чём причина этой фобии: латентный садомазохизм или символика боязни сексуальных отношений с женщиной, как объясняют это нередко биографы, – не суть важно. Период детства и юности определяет всю дальнейшую жизнь. У Дали это особенно показательно. Во многих переживаниях, поступках, впечатлениях и стрессах детства и юности коренятся эгоцентризм и жажда богатства, желание выделиться пусть и путём шокирующего поведения, малопонятные без знания контекста сюжеты картин. Здесь истоки двойственности: Дали-человек и Дали-художник. Здесь сокрыт старт к сюрреализму.

ОТ ЛОХАНИ ДО БУНЮЭЛЯ

Небольшой импрессионистский пейзаж масляными красками на деревянной доске. Первую картину Сальвадор Дали написал в 10 лет. И вскоре целые дни просиживал в бывшей прачечной комнате на чердаке. Первой своей мастерской. Где и обстановка шокировала, и, зачастую, поведение хозяина.

«Она была такой тесной, что цементная лохань занимала её почти целиком. <…> Внутри цементной лохани я поставил стул, на него, вместо рабочего стола, горизонтально положил доску. Когда было очень жарко, я раздевался и открывал кран, наполняя лохань до пояса. Вода шла из резервуара по соседству и всегда была тёплой от солнца».

В 14 лет состоялась его первая персональная выставка в муниципальном театре Фигераса. Способности Дали к рисованию несомненны. Он упорно ищет свой собственный почерк, осваивая все нравившиеся ему стили: импрессионизм, кубизм, пуантилизм… Итог вполне объясним – в 1922 году Дали − студент Королевской академии изящных искусств Сан-Фернандо в Мадриде.

Сначала в столице Дали вёл жизнь отшельника, и свободное от занятий время проводил у себя в комнате, экспериментируя с разными стилями живописи и шлифуя академический стиль письма. Но вот он сблизился с Федерико Гарсия Лоркой и Луисом Бунюэлем. Первый вскоре станет одним из самых популярных драматургов Испании. Второй впоследствии будет одним из самых уважаемых в Европе киноавангардистов.

И Лорка, и Бунюэль – часть новой интеллектуальной жизни Испании. Они бросали вызов консервативным и догматическим доктринам политической верхушки и католической церкви, формировавшим основу испанского общества того времени. Шаг за шагом Дали, уверенный во всемогуществе Разума, погружался в «поэтическую Вселенную» Лорки, провозглашавшего присутствие в мире неподвластной определению Тайны.

В юности Дали без устали копировал Веласкеса, Вермеера Дельфтского, Леонардо да Винчи, изучал античные образцы, учился рисунку у Рафаэля и Энгра, боготворил Дюрера. В работах раннего периода (1914–1927) можно увидеть влияние Рембрандта, Караваджо, Сезанна.

«Только в прошлом я вижу гениев, подобных Рафаэлю, – они представляются мне богами... Я знаю, что сделанное мною рядом с ними – крах чистой воды». В 60-х годах прошлого века он скажет также, что всегда был и остаётся сторонником академического совершенства техники и традиционности манеры письма. «...Я жадно расспрашивал их о живописных приёмах, о том, сколько брать краски и сколько масла, мне надо было знать, как делается тончайший красочный слой…» – из воспоминаний об Академии Сан-Фернандо.

В 1928 году на Международной выставке Карнеги в Питтсбурге (Пенсильвания, США) была представлена «Корзинка с хлебом» (1925 г.). Картина почти фотореалистична.

Затем начинают проступать качества, отображающие не столько реальный мир, сколько его внутренний, личный.

На картине «Женская фигура у окна» (1925 г.) Дали изобразил сестру Анну-Марию, смотрящую из окна на залив в Кадакесе. Полотно пропитано духом нереальности сна, хотя написано в дотошном реалистическом стиле. В нём присутствует аура пустоты и одновременно чего-то невидимого, что притаилось за пространством картины. Кроме того, создаётся ощущение тишины. Если бы это была работа импрессионистов, зритель чувствовал бы её атмосферу: слышал бы море или шептание бриза, но здесь, кажется, что вся жизнь замерла. Фигура Анны-Марии изолирована, она находится в другом мире, лишена чувственности женских образов Ренуара или Дега.

В 1929-м Бунюэль пригласит Дали работать над фильмом «Андалузский пёс». Среди самых шокирующих кадров – разрезание глаза человека лезвием. Сцена считается одной из самых жестоких в истории мирового кино.

Придумал её Дали. Разлагающиеся ослы в других сценах – тоже его креатив. Сегодня фильм, в котором использованы образы, выловленные из подсознания человека, – классика сюрреализма, королём которого Дали предстояло стать.

И вновь парадокс. Он примерный и усердный ученик. Сверхпочтителен к предшественникам по искусству. «Когда меня спрашивают: «Что нового? – Я отвечаю: «Веласкес! И ныне, и присно».

Одновременно бунтует против всех и всего. Раздвоенность психики, раздвоение жизненной цели – ради стремления выделиться во что бы то ни стало.

МЕШАНИНА БРЕДА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

«Но вот случилось то, чему суждено было случиться, – явился Дали. Сюрреалист до мозга костей, движимый ницшеанской «волей к власти», он провозгласил неограниченную свободу от какого-либо эстетического или морального принуждения и заявил, что можно идти до конца, до самых крайних, экстремальных пределов в любом творческом эксперименте, не заботясь ни о какой последовательности или преемственности».

Так пишет Дали о себе в «Дневнике одного гения».

Действительно, его картины и его признания не обошли ни сексуальной революции и гражданской войны, ни атомной бомбы и нацизма с фашизмом, ни католической веры и науки, ни классического искусства и даже приготовления еды. И буквально со всеми идеями, принципами, понятиями, ценностями, явлениями, людьми, с которыми имел дело, Дали взаимодействует как динамит, разрушающий всё на своём пути, расшатывающий любую истину, любой принцип, если этот принцип опирается на основы разума, порядка, веры, добродетели, логики, гармонии, идеальной красоты.

Всегда в той или иной степени дерзко, скандально, колко, провокационно, парадоксально, непредсказуемо или непочтительно.

Для него есть только сюрреалистическое творчество, которое превращает в нечто новое всё то, к чему прикасается. Но! Большинство сюрреалистов исследовали подсознательное, освободив свой разум от сознательного контроля и позволив мыслям всплывать к поверхности, как мыльным пузырям, без какой-либо сознательно установленной последовательности. Это назвали «автоматизмом», и при письме он отразился в создании абстрактных форм, которые представляли собой образы из подсознания.

Дали, по его словам, избрал «параноидально-критический метод». Рисовал образы, знакомые разуму: людей, животных, здания, пейзажи, но позволял им соединяться под диктовку сознания. Он часто сливал их в гротескной манере так, что, например, конечности превращались в рыб, а туловища женщин – в лошадей.

На одном из самых известных полотен ХХ века – «Постоянство памяти» (1931 г.) – мягкие, словно расплавленные циферблаты часов свисают с голой ветки оливы, с непонятного происхождения кубической плиты, с некоего существа, похожего и на лицо, и на улитку без раковины. Каждую деталь можно рассматривать самостоятельно.

Вместе они создают магически загадочную картину. При этом и здесь, и в «Частичном помрачении. Шесть явлений Ленина на рояле» (1931 г.), и в «Мягкой конструкции с варёными бобами (предчувствие гражданской войны)» (1936 г.), и во «Сне, навеянном полётом пчелы вокруг граната, за миг до пробуждения» (1944 г.) прочитывается чёткая и абсолютная продуманность композиционного и колористического строя. Совмещение реальности и бредовой фантазии конструировалось, а не рождалось по воле случая.

ФАШИСТ ИЛИ ПАЦИФИСТ

Основная личностная установка Дали – интенсифицировать поток иррациональных сюрреалистических образов – резко и решительно проявляется в политической сфере. Настолько, что послужила одной из причин скандального разрыва с группой писателя и теоретика искусства Андре Бретона – автора «Первого манифеста сюрреализма».

В 30-е годы прошлого столетия Сальвадор Дали неоднократно изобразил в своих картинах Владимира Ленина и, по крайней мере, однажды запечатлел Адольфа Гитлера. Изображение вождя пролетариата так и осталось неразгаданным. Рассуждать о его личности Дали предоставил зрителям. А вот интерес к персоне фюрера прокомментировал дерзко и вызывающе:

«Я был совершенно зачарован мягкой, пухлой спиной Гитлера, которую так ладно облегал неизменный тугой мундир. Всякий раз, когда я начинал рисовать кожаную портупею, которая шла от ремня и, словно бретелька, обнимала противоположное плечо, мягкая податливость проступавшей под военным кителем гитлеровской плоти приводила меня в настоящий экстаз, вызывая вкусовые ощущения чего-то молочного, питательного, вагнеровского и заставляя сердце бешено колотиться от редкостного возбуждения, которое я не испытываю даже в минуты любовной близости.

Пухлое тело Гитлера, которое представлялось мне божественнейшей женской плотью, обтянутой безукоризненно белоснежной кожей, оказывало на меня какое-то гипнотическое действие».

Друзья по сюрреализму не могли, однако, вообразить, что поглощённость образом Гитлера не имеет ничего общего с политикой, а шокирующе двусмысленный портрет феминизированного фюрера проникнут тем же чёрным юмором, что и изображение Вильгельма Телля с лицом Ленина («Загадка Вильгельма Телля», 1933 г.).

Дали записали в апологеты фашизма. Благо пронёсся слух, будто Гитлеру пришлись бы весьма по душе отдельные сюжеты полотен Сальвадора, где есть лебеди, веет одиночеством и манией величия, чувствуется дух Рихарда Вагнера и Иеронимуса Босха. Позднее Бретон расскажет, что в феврале 1939 года Дали публично заявил: все несчастья современного мира имеют расовые корни и решение, которое необходимо в первую очередь принять, совместными усилиями всех народов белой расы обратить в рабство все цветные народы. Андре утверждал, что в этом призыве не было ни доли юмора...

«Мой фанатизм, ещё усилившийся после того, как Гитлер вынудил Фрейда и Эйнштейна бежать из рейха, доказывает – этот человек занимает меня исключительно как точка приложения моей собственной мании, а еще потому, что он поражает меня своей беспримерной катастрофичностью», – утверждал в ответ Дали.

Пояснял он, что не может быть нацистом хотя бы потому, что, если Гитлер завоюет Европу, он уморит всех истериков вроде Дали, как это сделали в Германии, где к ним относятся как к дегенератам. К тому же женственность и неотразимая порочность, с которыми ассоциируется у Дали образ Гитлера, послужат нацистам вполне достаточным основанием, чтобы обвинить художника в кощунстве.

В 1937-м Дали пишет «Загадку Гитлера». Фюрер предстаёт оборванной и замусоленной фотографией, валяющейся на огромном блюде под сенью гигантской и чудовищной телефонной трубки, напоминающей отвратительное насекомое. Было, рассказывал художник, и более простое визуальное проявление антифашизма: попросили автограф для Гитлера, и Сальвадор поставил прямой крест – полную противоположность ломаной свастике.

«Гитлер воплощал для меня совершенный образ великого мазохиста, который развязал мировую войну единственно ради наслаждения проиграть её и быть похороненным под обломками империи».

Назвать его позицию профашистской никак нельзя. Герой-мазохист, развязавший мировую войну ради наслаждения проиграть её, – это не то знамя, под которым можно объединять политические силы.

Обычно этой декларации не верят: как же он мог говорить о своей аполитичности, прикасаясь так вызывающе к самым острым аспектам политической жизни XX века…

НЕ ПОЛИТИКИ РАДИ

Но почему бы не допустить, исходя из биографии и особенностей личности, что его эпатаж был фиговым листком для стеснявшегося собственной нестандартности ранимого человека, защищавшим её нападением на общепринятые нормы. Ведь оказывалось же, когда кто-то из сюрреалистов вдруг объявлял себя коммунистом, что Дали – ярый испанский роялист. Когда другие художники утверждали, что единственный путь к успеху – через бедность и богемную простоту, он не скрывал, что стремится к успеху ради денег и удобств. Когда современники считали, что правды в искусстве можно достичь лишь через авангардистский эксперимент, Дали объявил, что он сам весьма старомоден.

За шесть месяцев до начала гражданской войны в Испании он завершил «Мягкую конструкцию с варёными бобами (предчувствие гражданской войны)» (1936 г.). Два огромных существа, напоминающие деформированные, случайно сросшиеся части человеческого тела, устрашают возможными последствиями своих мутаций. Одно существо образовано из искажённого болью лица, человеческой груди и ноги; другое – из двух рук, исковерканных как бы самой природой, и уподобленной тазобедренной части формы. Они сцеплены между собой в жуткой схватке, отчаянно борющиеся друг с другом, эти существа-мутанты вызывают отвращение как тело, разорвавшее само себя. Квадратная фигура, формируемая конечностями, напоминает географические очертания Испании.

Низкая линия горизонта гиперболизирует действие существ на первом плане, подчёркивает необъятность небосвода, заслоняемого огромными облаками. И сами облака своим тревожным движением ещё больше усиливают трагический накал нечеловеческих страстей. Кроме того, Дали удалось найти сильный образ, выражающий ужасы войны, символизируемые простыми варёными бобами, – едой бедных.

«Лицо войны» (1940 г.). Дали с женой приехали в США из Франции, войска которой капитулировали перед германским вторжением. На картине нет крови, нет огня, нет убитых. Просто уродливая голова с длинными шипящими змеями вместо волос, словно у Медузы горгоны. Но как точно передана мысль, какой страх и ужас охватывает зрителя! Рот и изогнутые брови придают голове страдальческий вид. Вместо глаз и во рту – черепа, внутри которых точно так же расположены другие черепа. Кажется, что голова начинена бесконечной смертью.

ЗАГАДКА ОСТАЁТСЯ

«В любой ошибке почти всегда есть что-то от Бога. Так что не спеши поскорей её исправить. Напротив, постарайся постигнуть её разумом, докопаться до самой сути. И тебе откроется её сокровенный смысл».

Один журналист поинтересовался: просто ли Сальвадор Дали сумасшедший или обычный удачливый бизнесмен. Художник ответил, что не знает сам, где начинается Дали глубокий, философствующий и где заканчивается Дали сумасшедший и абсурдный.

Но в этой двуликости Сальвадора Дали и заключается ценность его двойного феномена. Дали-человека и Дали-художника.